Не ведают часто
сидящие дома,
кто путник пришедший.

Старшая Эдда. Речи Высокого

Когда безусловно необходимые, но совершенно невыносимые дипломатические завтраки-обеды-ужины, на которых по должности обязан был присутствовать Советник главы Синдиката Амои, Второй консул Танагуры и главный по развитию наук и технологий планеты, начинали казаться бессмысленными настолько, как сегодня – это означало одно: Рауль Ам на грани или уже за гранью физической и моральной усталости. Если не помогал обычный приём – мило улыбаться до оскомины надоевшему собеседнику или якобы внимать, делая крайне заинтересованное лицо, время от времени поддакивая и полумеханически переспрашивая, чтоб не потерять нить разговора (спасибо многопотоковому мышлению блонди), в это время обдумывая действительно  занимательные проблемы своих Департаментов, стало быть, всё – Ам выдохся. Нынче как раз было так. Но вообще, надобно сказать, если бы инопланетные гости, особенно из Федерации, прознали, сколько научных озарений и открытий передовая амойская наука в совершенном лице блонди номер два обрела во время необязательной, необременительной светской болтовни, они бы точно больше ни словечка во время этих (чинных или  разгульных – по-всякому бывало) трапез не вымолвили, чисто из вредности и зависти.
Нет, ну в самом деле, обидно же: с ним о моде, об искусстве (и нейрокорректор считал, что ему везло, если собеседник хоть чуть-чуть в этих материях смыслил), а он, мерзавец, в это время геном какого-нибудь на обывательский взгляд чудища кошмарного мысленно на детальки разбирает, или наоборот, конструирует увлечённо какую-то невиданную, не жившую доселе тварь. Невежливо это. Нелюбезно.
Впрочем, самому златокудрому «мерзавцу» было, по меньшей мере, наплевать, кто бы да что бы об этом его способе решать деловые задачи думал. Главное, что метод отвлечения на пустяки работал – ум, безуспешно бившийся о проблему, на пару мгновений расслаблялся, вильнув, цеплялся вниманием за предложенную ерунду, и... вот в этот самый дивный, непередаваемо сладкий момент получал заслуженное сатори, а очередной федератский бонза, приехавший вымогать с Амои что-то и с двух-трёх сторон очарованный консулами, недоумевал – с чего это вдруг сам Рауль Ам столь лучезарно ему улыбнулся.
Однако в этот вечер метод дал осечку; может быть, из-за того, что решался и вправду серьёзный вопрос о взаимоотношениях с Нэей, которым был нанесён нешуточный и коварный удар: покушение на посла Амои стало полной неожиданностью для обоих планет, нацеленных, вроде бы, на самое плодотворное и взаимовыгодное сотрудничество.
Посла-оникса из взорванного кара местным спасателям пришлось вырезать, если бы речь шла о человеке, вердикт медиков звучал бы однозначно: травмы, несовместимые с жизнью, но террористы не учли, что организм дзинкотая покрепче будет в разы. Сын Амои был плох, но жив, и даже показывал положительную динамику в своём физическом состоянии, Рауль чуть ли не ежечасно связывался с госпиталем, куда его отвезли. Если честно, то спешно прибывший в Танагуру нэйский министр иностранных дел выглядел хуже. Пришлось в два голоса с Ясоном, со всей убедительностью уверять бедолагу, что никаких фатальных последствий для мира и дружбы двух прогрессивных  государств этот теракт не повлечет. Юпитер, да тут пету юному понятно, чьи ослиные уши за этим стоят на самом деле, кто бы ни взял ответственность за инцидент. Так что, в общем, не имелось объективных оснований считать нынешний ужин совсем уж бессмысленно потерянным временем, и если Советника не покидало ощущение «как же оно всё достало», выражаясь на монгрельский манер, то причина, разумеется, крылась в самом Советнике. Он попросту устал, устал в сумасшедшей круговерти событий последних недель так, что краткого отдыха не хватало, чтобы восстановиться – даже у элита существует предел возможностей, и господин Ам отдавал себе отчёт, насколько он уже близок.
Именно поэтому главный нейрокорректор, наилюбезнейшим образом распрощавшись с нэйской делегацией, покидающей одну из грандиозных, подавляющих своим величием столовых зал, не присоединился к Ясону, и не вернулся в Эос, а остался в ненавистном вообще-то с некоторых пор парфийском комплексе. Оставались всё же в этом современном Вавилоне висячие сады Семирамиды, которые и сегодня привели бы к желанному  умиротворению вернее, нежели шахматы, бильярд и даже книги. Потому-то биотехнолог и стоял сейчас в огромном, полутёмном и пустом зале естественнонаучного музея. Зелёные, цвета берилла, светильники на стенах делали прозрачные кубы и параллелепипеды витрин с экспонатами ещё больше похожими на огромные аквариумы. Эхо его гулко отзвучавших шагов уже с минуту как смолкло, блонди стоял, приложив ладонь к безупречно прозрачному пластику передней стенки одной из витрин, где переливалась ало-синими искорками разомкнутая кристаллическая арка. Хотелось закрыть глаза и прислониться лбом к невидимой, но прохладной преграде.

Отредактировано Рауль Ам (2015-12-04 20:02:19)

Рауль знал – устроители музея естественной истории в Парфии могли, конечно, в своё время, не мудрствуя лукаво, взять да и окружить попросту выставленные в громадном зале образцы минералов, растений и чучела редкостных животных коконами силового поля, однако, подумав хорошенько, изменили решение, отдав предпочтение более традиционному интерьеру и оборудованию. Советник давно оценил их правоту.
От тёплой руки, приложенной значительно выше таблички с поясняющей надписью «Мост асов. Поющий кристалл из системы Асгардар», от ладони и подушечек пальцев не оставалось на прохладной стеклоподобной вертикальной поверхности никакого следа, она не запотела – витрина была сделана с учетом того, что немногочисленные, однако не всегда умеющие себя вести посетители музея не преминут дотронутся до этого уникального экспоната хотя бы так – через псевдостекло. Страшно подумать, насколько её захватали бы любители экзотики и красоты, слишком непосредственные в своей любознательности, если бы не предусмотрительность музейщиков. Впрочем... сегодня, вон, даже образованнейший из жителей Амой вёл себя немногим лучше. Извиняло ли его то, что ниже наименования выставленного в витрине природного чуда была строка шрифтом помельче – «экспонат из частной коллекции Рауля Ама»?
Надо сказать, своим хозяйским правом навещать любимую вещь Второй консул пользовался нечасто, только в такие вот трудные дни, как нынче. Может, даже (он вполне допускал это рациональное объяснение и, пожалуй, более склонялся именно к нему) его неизменно умиротворяли не столько легендарные полуволшебные свойства драгоценного во всех смыслах минерала, сколько просто сама обстановка музея – полумрак, в котором отдыхали глаза, правильно подобранный оттенок освещения, внушающий сознанию ласково обволакивающий покой, мягко и таинственно сияющие прозрачные витрины, тишина... которая, однако, сейчас оказалась нарушена чьими-то уверенными шагами.
На слух Рауль пожаловаться не мог, да и глухой бы их, пожалуй, услышал, шаги эти. Оборачиваться раздосадованный Советник не спешил, по-прежнему глядя на чарующие переливы алого в гранях разорванной некогда неведомой силой кристаллической арки, но с каждой секундой таяла малодушная надежда, что это пробирается в полутемном зале случайно заплутавший экскурсант – ну не так робкие заблудшие туристы ходят.
Терпение дзинкотаев вошло в пословицы, и Рауль неподвижно стоял возле витрины, словно сам был выставлен в качестве достижений эволюции, пусть и искусственно направленной, напрасно дожидаясь, чтобы нежданный посетитель увидел наконец слабо подсвеченный скелет динозавра в центр помещения, и окончательно убедился, что делать ему в пустом и гулком музейном зале совершенно нечего. Но сейчас хладнокровное терпение не помогло, совсем не помогло, и господин Ам, сняв ладонь с передней стенки стеллажа, отступил на шаг, поворачиваясь лицом к нагло марширующему по музею типу, и... замер удивленно: что это тут забыл Ясон? Случилось что-то настолько срочное, что глава Синдиката сам лично пришел за Советником?..
Ночное зрение не входило в число физических особенностей, характерных для линии Амов, да и вообще много ли увидишь против света? Только силуэт... и он был весьма узнаваем, по обводам, по манере двигаться. Рауль уже вдохнул поглубже, чтобы окликнуть друга, который остановился, по своему обыкновению подбоченясь, когда фигура высокого мужчины снова пришла в движение, выступая на освещенный участок зала и обретая объём и цвет, и Советник похвалил себя за осторожность: это оказался вовсе не Минк. Второй консул выдохнул с облегчением – ничего не стряслось, просто какой-то платина... стоп! – тёмно-золотые брови еле заметно напряглись. – Нет такого платины в Эос, уж биотехнолог это точно знал!
– Что Вам угодно? – ровно и холодно спросил блонди. Негромкий, в общем-то голос каким-то чудом акустики разнесся чуть ли не на весь зал.

Отредактировано Рауль Ам (2015-11-30 01:16:49)

Наваждениям свойственно рассеиваться при свете... да при любом, собственно, свете, даже столь щадящем зрение, как этот зеленоватый сумрак, окутывающий музейный зал, – эта мысль Рауля оказалась полна насмешки над собой и... лёгкого разочарования, да, в себе тоже, ибо что, право, за глупость – хоть на миг представить, будто Минк сам пойдет разыскивать Советника, пусть даже и зная место его полумедитативного уединения? Да и с чего вообще показалось, будто этот беловолосый тип похож на Ясона? – господин Ам, не двигаясь и не мигая, застыв снова, рассматривал идущего по освещенному участку человека... нет, не человека.
Ас. Вернее, метис, или... – взгляд генетика скользил по серебристым волосам целеустремленно так шагающего к нему позднего посетителя сокровищницы чудес природы, – ...или чистокровный ас из Старого Рода, привитый от кристальной лихорадки.
Да, это почти наверняка, главный биотехнолог насмотрелся на таких достаточно, и умирающих, и выздоравливающих, чтобы запомнить признаки заболевания, перенесенного даже в форме самой лёгкой, вызванной вакциной. Нарушение пигментации волос как раз частенько свидетельствовало о выработке антител – тоже чудо природы, вполне достойное демонстрации в этом зале.
И один примечательный феномен системы Асгардар во всех оттенках смысла, в том числе и буквально, стремился к другому? – тёмно-золотистая бровь генетика слегка приподнялась, как всегда в моменты напряжения, Рауль дал волю иронии. – Вот оно, истинное влечение патриотизма, во всей красе и мощи, можно сказать, во всей наглядности. Притяжение к родной земле, да? Точнее - к её костям... так ведь, «кости земли», именуются в иных мифологических системах горы, скалы, камни вообще?.. − при всей заточенности под определенную сферу деятельности интеллект с запасом и необъятная память более чем позволяли каждому блонди быть эрудитом, и Второй консул знал и ценил многое из древнего наследия родственных рас. – Что ж... Подобное к подобному, закономерно, весьма. Да так ведь и про меня можно сказать?
Асгард – как много в этом звуке для сердца амова слилось, как много в нем отозвалось... Да, пожалуй, что звучание этого слова не было пустым для каждого дзинкотая, а уж для этого конкретного, втайне от всех, даже от строгой родительницы испившего мёда поэзии, особенно. То-то, каждый раз входя в совещательный зал Синдиката и обозревая круг золотоволосых собратьев в белоснежных креслах, Рауль прятал улыбку, мысленно повторяя: «Тогда сели боги на троны могущества, и совещаться стали священные»... это стало почти ритуалом. Ну, а что, чем они не боги Асгарда? Того Асгарда, о котором говорилось... пелось в древних сказаниях Терры. Удивительную иронию видел Советник в том, что элита Амои фактически была теми, кто имел право так называться, по праву наследуя лучшие черты двух братских рас.
Как там?.. «Будьте совершенны, как отец ваш совершенен»? Что ж, тут получилось несколько иначе – дети забрали лучшее и превзошли отцов в совершенстве, ох уж эти амойские полубоги. Конечно, чванливые асы ни за что не признали бы этого вслух, однако... Теория суха, но древо жизни зеленеет вовсю: случившаяся в Унии пандемия доказала, как ни странно, взаимоисключающие аксиомы, в частности, то, что инбридинг даже в масштабах целой расы приводит к вырождению, а инцест – не всегда зло, потому как громадная прореха в иммунитете, та самая, из-за которой «туманный сон» выкашивал население Асгардара, при создании элитаров, как человеческого подвида, оказалась заранее прикрыта человеческой частью генома, абсолютно защищённой от этой заразы. Да что там, фанатики от науки, в своё время придумавшие объединить два генома в один, совершили такой же прорыв, как алхимики, смешавшие серу и селитру.
Однако вся  ирония ситуации, основанная на доскональном знании её истоков, шла в мыслях наблюдавшего за незнакомцем главного биотехнолога эдаким фоном, пост-модернистским подтекстом, а на первый план выступало сердитое недоумение – блонди, конечно, понятие круглосуточное, но и он же, вроде как, имеет право хоть на несколько минут личной жизни без вмешательства... всяких тут. Только турист, ещё и улыбавшийся чему-то затаённо, конечно, знать об этом не хотел и думать не думал, чуть ли не оттесняя дзинкотая от витрины.
Нет, каково, а? – Рауль, с некоторым трудом уже сохранявший вид отстраненного наблюдателя, пытался определить, какое чувство в нем самом одерживает сейчас верх – досада или удивление. После же фразы, прозвучавшей вместо хоть сколько-нибудь учтивого приветствия, изумление одержало решительную победу, Ам даже мигнул ошарашенно: – Мало того, что этот наглец обратился ко второму лицу государства вот так, просто по имени, по-приятельски, но тон!..
Спускать такое было нельзя, Рауль привычно обнял себя за локти, повернул голову слегка, его изумрудные как никогда глаза сверху вниз окатили пришельца взором, от которого впору захлебнуться.
– Вот как? И какого рода помощь? – от ледяной вежливости в голосе блонди прозрачные стеллажи по всем законам физики (и драмы) просто обязаны были заиндеветь по всему залу. – Уверены, что в моих силах её оказать?

Отредактировано Рауль Ам (2015-12-01 22:36:03)

Они стояли теперь почти плечом к плечу, лицом друг к другу, настолько близко, что смешивался воздух выдохов одного и вдохов другого. Глаза зелёные встретились, ничуть не опускаясь, с серыми, спокойно-шалыми – и Рауль вдруг понял, что досада, которую вызвал этот наглец-ас, не перерастает в неприязнь, как могла бы… как должна бы, а уступает место чему-то, подозрительно напоминающему жадный, уважительный интерес.
Очень знакомое ощущение.
Очень… желанное. Долгожданное. Ценное. Необходимое.
Именно утрата возможности чувствовать нечто подобное сделало мир Советника пустым и бесцветным после смерти Ясона и до самого его возрождения. Некому стало светить. Некем было восхищаться.
Некстати… или кстати?.. – снова вспомнилось: тогда, в палате выставочного медцентра, в слабом свете ночника почудилось на промежуток между двумя движениями век, будто бледное золото волос главы Синдиката высветлилось вдруг до серебра седины… к чему мелькнул перед внутренним зрением этот образ? – Ам не смог пока ответить себе, взирая на незваного гостя.
Грация есть сбалансированная сила, настоящему бойцу и не нужно угрозу демонстрировать, чтобы по-настоящему опасным быть – непринуждённая поза незнакомца ничуть не вводила в заблуждение Второго консула, который и сам в покое мог казаться сколь угодно расслабленным, ленивым даже, собираясь мгновенно, быстрее, чем разящий хлыст, только что змеиными кольцами неподвижно лежавший на полу, взвивается, чтобы смять кому-то гортань или перерубить позвонки.
– Сомнение – необходимый элемент познания, – в тихих словах профессионально играющего голосом нейрокорректора – назидательная насмешка, своеобразное, но несомненное признание собеседника достойным себя, ведь иронией одаривают равных, низших просто не замечают.
Почему он улыбается? – новая волна недоумения дразняще защекотала сознание Рауля. – Чему? Смеётся надо мной? Над собой? Над нами? Над тем, что мы стоим тут, как идиоты-дуэлянты, меряемся... чем, собственно?.. Ростом? Уж точно нет... Силой взгляда? Вот это больше похоже на истинное положение вещей...
Внезапно почти нестерпимо захотелось обернуться и тоже увидеть мерцание ало-синих искр в глубине камня. Однако оборачиваться Ам не стал, только разомкнул кольцо рук, открываясь – властности от этого не убавилось, осанка хозяина и хранителя многих жизней впечатана в это тело навсегда, и проявляется в любом его положении. Даже если спину словно обдало сперва мурашками, а потом сухим жаром.

…Зной. Зной неподвижный, какого не бывает на Амой с её ветрами – обменом дыханий океана и пустыни. Зной, медленно стекающий по полуобнажённому телу, ибо даже нижний, иззелена-чёрный сьют снят до пояса, рукава его небрежно, но крепко связаны на талии. Так не делают, но так захотелось. Горячий свет скользит по лбу, скулам, спинке носа, по открытой в кои-то веки сзади шее, по плечам и спине, как нагретое золотистое масло, не пропуская ни складки, ни ложбинки тоже золотистой, но светлее, кожи. Собранные в рыхлый узел волнистые волосы держатся, можно опустить руки.
И наклониться, поднимая накидку-пелерину, почти брезгливо отряхивая её от мелкой, красноватой, будто кирпичной пыли, чтобы тут же выпустить её из пальцев, позволяя серебристому шёлку замедленно опасть на прежнее место меж двух здоровенных глыб, явно бывших обломком скалы, рухнувшим сверху и расколовшимся – пусть уж, снятые наручи и пояса слишком бликуют на полуденном солнце, их видно издалека.
Вот зачем, спрашивается, сняли? – хочется спросить у этого придурка, скачущего по камушкам, но… красиво скачет. Ладно… ногу не вывихнет, обувь не позволит.   
– Если нас застукают на горячем, будет скандал, – очки-маска от костюма химзащиты тоже занимают своё место – на лице Советника. – Ты отдаёшь себе отчёт? – старательная сварливость в голосе противоречит азартному блеску глаз за фигурной полосой прозрачного пластика. – Не отдаёшь, видимо. Но я ещё хуже – всё понимаю, но делаю глупости…
   
Вибрация комма заставила вспыхнуть огарок досады – как не вовремя!.. – а одного взгляда на сообщение Раулю хватило, чтобы понять и его, и его абсурдность.
Возможный теракт? Проникновение в музей с целью покушения на меня? Чушь. – Ам внутренне фыркнул не без презрения. – Чтобы подкараулить жертву, нужно заранее знать, куда она наверняка придёт, а никто понятия не имел, что я зайду сюда. Кроме Ясона, но он вне подозрений… и не как жена цезаря, не поэтому. Я сам до момента прощания с ним у лифта не представлял, что загляну в музей сегодня, и мог завернуть сюда ещё через полгода, никакой террорист этого просто не дождался бы – турвизы на такой срок не дают.
Да и начал бы давно убивать, если б ставил себе целью именно это – сколько мы уже стоим тут, мило беседуя? Убийцы с жалобным «А поговорить?..» существуют только в плохих детективах. Я же к нему ещё и спиной сколько времени стоял – убивай, не хочу. Какой теракт, право… У этих недоумков из охраны на всё про всё один поворот извилины, даже до ограбления они додуматься не смогли, − сдержанного вожделения и решимости во взгляде асгардианца, вновь обращённом на содержимое стеллажа, нейрокорректор не заметить не мог. – Почему мне даже жаль, что ему нужен не я, а просто камень?.. ну ладно, не просто камень, как они считают, но точно не я. – Зелень глаз на трудноуловимый миг тоже вспыхнула бликом – тем самым, озорным. – Обидно. Я же лучше кристалла.
И быстрее моих сторожей-защитников, – Ам улыбался уже у терминала.       
– Охране отбой, мне ничего не угрожает. Этот турист – мой личный гость, прошу оставить нас в покое. – Через паузу на фразы, исполненные безмятежной уверенности, что воля Второго консула будет исполнена, пальцы двумя точными движениями коснулись сенсоров на пульте, сперва включая связь, а потом опуская силовой купол на часть зала. Теперь их не достанут, не увидят, не услышат, – вот сомнения в том, что это не ошибка роковая, у Рауля не появилось. Как и страха, даже уровня лёгких опасений.
– Результат? – отступив от панели управления, Советник развернулся, своей легкой, стелющейся походкой направляясь на прежнее место у витрины. – Думаю, нас ожидает получение совместного опыта.
Он умолк, набирая пунктирной мелодией код попискивающего стеллажного замка и недовольно хмурясь – это никуда не годится, он стал неточен в простейших формулировках, ведь сказать надо было «совместное получение опыта»... но поправлять сказанное означает сосредоточить внимание на собственной оплошности. Не стоит. Реноме безупречности блонди должно быть непоколебимо, не так ли?.. – взявшись пальцами за верхнюю кромку приоткрывшейся прозрачной дверцы, он совсем открыл стеллаж.
– Прошу. Мне побыть рядом?

Помнить всё – одно из проклятий элита. Неустанно сравнивать зримые благодаря абсолютной визуальной памяти фрагменты-эпизоды прошлого с тем, что происходит прямо сейчас – навык нейрокорректора. Иногда такие полупрозрачные снимки-слайды реальности идеально совпадали контурами – вот как сейчас. Сильнейшее дежа-вю, которых у дзинкотаев не бывает, тем не менее произвело физиологический эффект – заставило сердце биотехнолога пропустить удар, от самопроизвольного выброса в кровь гормонов заныло сладко под ложечкой – Рауль узнал ситуацию в Парфии. Тогда точно так же он нажал на кнопку генератора поля, и выпущенные из бластеров заряды не смогли нанести вреда паре блонди, скрытых невидимой, но очень даже полезной преградой, в то время, как лучи из оружия бегущей из укрытий охраны шутя вспарывали лобовые стёкла каров, как позже выяснилось, взятых напрокат никогда не существовавшими туристами. Ясон был прав – допрос участников нападения на главу Синдиката ничего не дал бы, и расследование дела о покушении закончилось пшиком, хоть ищейки Бомы и кроты Уоллеса перерыли в усердии своем весь Мидас, включая даже Керес. И ничего.
Есть вещи, которые замечаются, лишь когда исчезают, перестают существовать... журчание фонтана за спиной Минка, шелест декоративных деревьев, пение ветра в колоннах галереи не помешали Второму консулу, дружески пожавшего плечо Первого, различить главное ощущение – индивидуальная защита блонди отключена. Именно это заставило Рауля похолодеть, а вовсе не сквознячок, заблудившийся на громадной открытой террасе. Конечно, нейрокорректор ничем себя не выдал, он цедил лениво-ироничные фразы о том, что хозяин за просто так званых и важных гостей не покидает, о том, что ему и самому до смерти надоели светские беседы, в то же время просчитывая варианты, почему снята защита главного, как-никак, блонди, любимца Матери, как раз и ограждавшей своих сынов от всякого зла, и как это связано с тем, пока неизвестным, что подняло Ясона из-за стола. Выводы, даже при явном недостатке данных, совершенно не радовали, а сомнения... что ж, они разрешились опытом – рискуя показаться излишне порывистым, Рауль не преминул уже в кабине лифта будто бы случайно опять прикоснуться ладонью к ткани белого сюртука Минка, и… удостовериться: нет еле заметного холодка, который всегда означает защитное поле. Человек не почувствовал бы ничего... но дзинкотаи больше, чем люди.
Одна фраза – и они ехали молча до самого нижнего этажа, ни в холле не сказав друг другу больше ничего, ни на тротуаре у выхода из здания. Ясон тогда поверил... доверился абсолютно – он даже не стал двигаться быстрее, стоял, как столб, как двухметровая мишень, пока Ам, тоже стараясь не торопиться, делал такие долгие, долгие шаги до тревожной и защитной одновременно кнопки.
И так же, как сейчас, двоим за чуть переливающимся пузырём стало совершенно не до бегущих даркменов.
Тишина тоже упала куполом... на котором метались и подрагивали в неясном ритме блики – нефритово-зелёные, алые, синие… интересно, а по радужному мосту асов тоже идут в тишине?.. И трясёт... – невольно упираясь ногами в пол, как при подземных толчках, Рауль собственными ладонями почувствовал врезающиеся грани – то прохладные, то раскалённые. Пальцы в перчатках дрогнули, словно он уцепился за крошечный каменный выступ, чувствуя его кожей, не скрытой шёлком...

…К гранитной стене в самом сердце кряжа Манту-Хинка прижимался молодой мужчина, уже на высоте птичьего полета. Вот только «птиц» местных тут не было – пока и к счастью. Ам покосился направо, почти не поворачивая головы – глаза Ясона, не то что раулевы зелёные, за маской изменили цвет. Его солнце тоже вот уже час бесстыдно лапает горячими ладонями за все места, скромные и нескромные... и щёгольская одинокая прядь уже не вьётся так свободно по ветру… здесь, наверху, он есть. 
Златовласки-скалолазки… − так их непременно обозвал бы Гидеон, если бы увидел. Но он же не увидит, слава Юпитер… может, и правильно, что наручи оставили, Минк прав, на аудиозаписи не только мата не услышат, но и смеха без причины... а смех щекотал изнутри. Веселиться, понимая, что совершаешь поступки один другого безумнее, было, по крайней мере, ново.
– Выскользнет, – говорит Рауль, глядя на скользкий выступ в скале, скрывающийся под цепкой и сильной не по-человечески рукой Ясона. – Держи крепче…

…и беловолосый турист подхватывает природную скульптуру-арку второй рукой…

– ...А что Рауль?..
Безумие, а как ещё назвать? Гель с солями магния на ладонях да сапоги – вот и всё снаряжение, никакой верёвки, никаких клиньев, ничего, что удержало бы на скале. Ничего, кроме предусмотренных биоконструкторами сноровки и уверенности в себе.
– Иногда сомнение становится опасным.
Стоит пальцам ослабить хватку, стоит только допустить саму возможность этого, как кто-то из них тут же сорвётся и разобьётся насмерть – даже для блонди падать с такой высоты не полезно и не здорóво. И всё-таки Раулю весело… и оттого, что карабкаются они к предположительно гнезду на уступе вот так, практически без всяких приспособлений и рассчитывать приходится только на собственные руки и ноги – тоже.
Человек произошёл от обезьяны… а мы – от человека.
Собственная сила играла в получающих полную нагрузку телах, как выпитое шампанское, и точно так же ударяла в головы.
Как плевок василиска?..
Вечно с этими легендами так – приходится приводить их к реальному объяснению. Магии нет...  а столбняк от яда – это не магия, это биология...

– Что дальше? – усмехнулся нейрокорректор, с трудом удерживаясь от того, чтоб схватиться за невозможно хрупкую дверцу витрины, когда снизу пришёл новый тяжкий толчок. – Что за Радужным мостом? Вальхалла, полагаю.

Отредактировано Рауль Ам (2015-12-07 23:58:44)