--> Элпис. Столица, Дворец Наук им. Оакима Дин-Хадара

Что такое правда? Для некоторых она «одна», для других – «у каждого разная». Сколько о ней слов, сколько восклицаний, счастливых и горестных, неисчислимых, как тех видимых и невидимых звезд на небосводе. Но настоящая правда в том, что на сером, печальном, вечно хмуром небе Элпис никогда не увидишь звезд. За все те годы, что Сету посчастливилось пройти по этой скудной, но от бедности своей живучей и упрямой планете, ни разу не видел он даже короткого проблеска далекого небесного тела. А люди Элпис рисовали звезды, писали о них стихи, сочиняли песни, надеялись, что когда-нибудь, из иллюминатора космолайнера, им удастся снова посмотреть на это простое, давно уже понятное, но все же чудо природы и ее созидания. Из иллюминатора космолайнера, покидающего эту часть галактики навсегда.

Первая правда в том, что звезды ничего не значат. Вторая правда в том, что правды не может быть много. Истина одна и как огонь: мудрецы к ней стремятся и от нее сгорают, глупые умирают в пустоте и отчаянном холоде, и только политики умеют погреть об нее свои руки.
Так сегодня погрели руки представители великой и прекрасной Амои во время конференции во дворце Наук.

«Нейрокоррекция против смертной казни: гуманное решение старых проблем». Слова, картины, формулы, все как одна истинные, верные в самом чистом понимании этого слова, в руках Фалка Бло, его словами, его стараниями превращались в ложь, и в ложь эту было поверить легче, чем в правду. Военные, ученые Элпис снизу-вверх смотрели на прекрасного элита, и, наверное, для них все, что слетало с его уст, априори стало бы правдой. И даже Сет, столь тонко, столь осторожно разбиравший закономерность мысли высших жителей Амои, не мог не восхититься тем, насколько сильным становится убеждение подкрепленное физической красотой.

Забвение лучше смерти. Так говорит Рауль Ам, так говорит Фалк Бло, а устами их говорит сама Амои, и значит, это и есть истина. На сегодня. Завтра политическая истина может стать другой. Главное успевать вовремя менять и свое и чужое мнение, дабы никому не пришло в голову заподозрить подмену.
Правда всего одна, а вот ложь многолика, как многоголовый дикий ящер из старинных терранских мифов, и сегодня послу посчастливилось посмотреть в глаза одной из этих голов. Он уже и забыл, каково это.

Но конференция закончена, собрано оборудование, отданы поклоны, подарены значащие что-то и не значащие ничего улыбки, и делегация Амои может отправляться обратно в посольство, к тому самому покою и удовольствию, что Сет так щедро пообещал старшим дзинкотаям после их перелета. Удовольствие это уже должно быть готово и ждать их в одном из дальних залов верхнего этажа. Удовольствие настоящее, живое, из плоти и крови, интересное не только своей мимолетной красотой, а тем, что красота эта настоящая, с хоть и короткой, но историей, начинающийся от обыкновенного, совсем не генетического зачатия. Диковинный, интересный подарок, гораздо более выражающий историю пустой, холодной, колонизированной Элпис, чем все ее прекрасные центральные здания. Удовольствие – это люди. И в их моральном несовершенстве, порой, в сознании дзинкотаев, граничащем с уродством, прячутся самые настоящие загадки. Как так? Отчего и почему так похожи?.. Нет, не похожи, а различны. Но сколько уже лет с его создания, а Сет все продолжает обманываться. Любит даже. Знает, что претит этот обман, и всегда, снова и снова, ему отдается.

– Господа... - его слова звучат предельно учтиво, вернулась уже привычка к общению с теми, кто выше тебя и по положению и по духу, – Красота везде и всегда желанный гость, но что она стоит без тех, кто способен ею восхищаться, – посол сам открывает перед своими гостями двери покоев. Темнота, соседствующая с умело настроенными светильниками, становится теплой, обволакивающей, словно бархат. Само это уже дарит отдохновение, что уж говорить о разложенных в том самом прекрасном, отмеренном хаосе подушках на широких диванах, – Лишние хлопоты принесла бы нам прогулка по городу в теперешнем его состоянии... Но город способен прийти сюда сам, – Сет аккуратно отодвигает завесу, и хотя в тени и виднеются фигуры, каждый пока боится сделать первый шаг.
– Не бойся, – шепчет посол, протягивая руку. – Оно не стоит того.

Неповторимые, отчаянно напуганные, но от страха своего заведенно любопытные рыжие девушки выходят на свет. Большеглазые, дрожащие, одинаковые, как те две капли воды, наверное, до последней веснушки, они смотрят на жителей далекой планеты так, как, наверное, когда-то терранцы смотрели на тех, кого в те времена называли пришельцами. С ужасом и восхищением. Они держат друг друга за руку, боясь даже пошевелиться, но чем дольше стоят, чем дольше смотрят, тем больше в их взгляде зеленом загорается интерес.

Они, по меркам Элпис, золото. Такое же, как то, которым отливают их длинные, вьющиеся водопадом волосы. Но они всего лишь один из подарков, потому что выходят на свет и двое юношей. Один, почти уже мужчина, темноволосый, высокий, гибкий, но в гибкости своей сильный, почему-то совсем по-настоящему смущен так, как взрослым смущаться не положено. Ониксу нравится это несоответствие внешности и характера. Он выбрал его потому, что не видел такого почти ни разу. И уже последним выходит блондин. Настоящий, чистый, бледный, по-мальчишески совсем худой, но в светлом взгляде цепкое человеческое внимание. Он осторожен, почти никому не верит, но во время удовольствия физического тело каждый раз его предает, отдаваясь почему-то совсем без остатка.

Сет смотрит на выбранных им людей сверху вниз, и улыбка, играющая на его губах, почти искренна. Эти люди, их эмоции, их история, каждая такая не простая, короткая, но сверх меры полная событий – они настоящие. Безумно далекие от идеала, и все же настоящие. Правдивые, и такая правда послу по душе.
– Разве отделить вино от удовольствия... Так не желаете и его?