Космопорт ==>
Каблуки лёгких военных ботинок должны были чеканным звоном оповещать о каждом шаге, сделанном хозяином, и эхом разносить эти звуки далеко вперёд и назад по длинному извилистому коридору, но звукоизоляция корабля жадно их глотала и оставляла после высокой фигуры Уоллеса умеренное приглушённое шуршание. Чуть позади тихой невзрачной тенью практически крался верный подчинённый, один из тех, что был не рождён, а практически синтезирован в лабораториях Рауля Ама специально для разведки. Несуразную пару – атлетического сложения блонди и маленького незаметного оперативника его департамента – окутывала тишина.
   Всё необходимое было сказано, а точнее доложено десять минут назад, практически сразу после того, как делегация к Элпис взошла на борт Дюрандаль, но до того, как та успела оторваться от земли. С некоторых пор – чуть меньше полугода назад, если говорить точно, - подозрительность Гриффита возросла на порядок, так что он обязал силовиков прочих членов Синдиката и диверсантов своего собственного департамента тщательным образом осматривать корабль каждого мало-мальски важного рейса. Ясное дело, что предстоящий полёт относился к сааамым важных из них (это если даже не брать в расчёт происшествия девятидневной давности), потому ищейки Уоллеса разве что не облизали весь лайнер от носа до хвоста снаружи и изнутри, не заглянули в каждый провод и едва не в кресло нейрокоррекции каждого из членов команды затолкали. О результатах проверки верный Жан уже успел доложить, заверив своего высокого – во всех смыслах – начальника в том, что полёту не угрожают никакие опасности совершенно, однако до конца его успокоить не удалось. Потому-то Двенадцатый консул решил обойти всю машину самостоятельно и послушать своё, ещё ни разу не подводившее чутьё, чтобы наконец-то успокоиться – или выявить то, что пропустили оперативники.
   Работяги всей космической транспортной системы Амои уже были в курсе новых странностей Тигра Танагуры, многие из них за прошедшие полгода успели лично столкнуться с рыскающими всюду контрразведчиками, а некоторые – и с самим дзинкотаем, баюкающим свою паранойю. Так что на прочёсывающего Дюрандаль блонди никто внимания не обращал, а все спокойно занимались своей работой.
   На беглый осмотр у Гриффита ушло пятнадцать минут, по прошествии которых он всё же успокоился, так ничего не заметив и не заподозрив, и наконец отпустил от себя Жана, чтобы тот мгновенно растворился где-то в лабиринте переходов космического лайнера. План корабля исполняющий обязанности Первого консула знал прекрасно, однако обход, помимо основной задачи, позволил проконтролировать, кто и как из пассажиров разместился, чем занят или чем собирается заниматься. Элитар снова был в курсе всего и вся, происходящего на подведомственной ему территории, что неимоверно грело душу - при условии, конечно, что у детей Юпитер она всё-таки есть, - а потому он с нею спокойной, вне зависимости от того, есть она или её нет, отправился в собственную каюту. Огромный массив документов ждал его внимания там, на рабочем коммуникаторе, и Уоллес не собирался заставлять его ждать.
   Огромная туша межпланетного лайнера едва заметно завибрировала и уютно заурчала мощными турбинами, панорама космопорта в иллюминаторах плавно поползла вниз, уступая место мёртвому амойскому небу, и Дюрандаль, степенно набирая скорость, отправилась в космос.

==> Космопорт Элпис

Отредактировано Гриффит Уоллес (2016-04-08 17:36:19)

Космопорт>>>

«Если ты параноик – это ещё не значит, что за тобой никто не гонится», – гласит древняя мудрость. Или «не охотится», или «против тебя не замышляет» – оттенки смысла могут различаться в зависимости от конкретики, но суть высказывания остаётся верной, в этом Рауль после некоторых… приключений недавних более не сомневался, и шуточек по поводу параноидальной профессиональной деформации Уоллеса не отпускал. Почти. Да сегодня, и вообще, как-то не шутилось. Чувство юмора тоже умерло, хотя, как и положено, самым последним – психика избавлялась от всех чувств вообще, как от ненужного… от разрушающего, отключая его тотально, по всем контурам.
Так что, коли пошёл Тигр Танагуры рыскать по кораблю в извечных поисках заговоров и злоумышленников – флаг ему в руки и смерть шпионам. Это, кроме прочего, означает, что второконсульскую душу Гриффит пока вытряхивать не собирается. И на том спасибо, можно воспользоваться этой задержкой, и… сбежать. Куда можно сбежать со стартующего в космос корабля? Разумеется, внутрь этого самого корабля, как можно глубже внутрь. Нельзя в трюм, (да и не надо), зато можно в жилой отсек, к себе в каюту. Ведь это же совершенно естественно для пассажира какого угодно уровня высокопоставленности – после посадки отправиться в собственную каюту? И причём тут желание больного животного забиться поглубже в нору, чтобы там, в темноте, тишине и одиночестве зализать раны …или умереть? Похоже? Ну, мало ли... Похожесть – не есть тождество.
Космолайнер этот по степени комфортабельности (да хоть бы и размером) с приснопамятным юрким «Валкуром» ни в какое сравнение не шёл, вернее, общего между ними было столько же, как между роскошным барочным диваном в золотых завитушках с парчовой обивкой и поджарой до худобы барной табуреткой в стиле конструктивизма. Рассеянно думая о том, что плутая в этих бело-ребристых лабиринтах в поисках тёмных сил и личностей, Уоллес потратит времени немало, Ам сказал себе: успею... успею сбежать и от себя.
В помещениях было хорошо: тихо, просторно, а в спальне – ещё и полутьма уютная.
– Я в душ и спать, – бесцветно известил фурнитура Второй консул, неторопливо, но решительно избавляясь от всех серебристых аксессуаров в своём сугубо чёрном костюме, потом от обуви, а потом и от самого костюма – но уже в ванной. В душе-то хотя бы он мог побыть один?..
Секущие по коже горячие струи, тем не менее, не убедили в отсутствии вокруг Советника незримого, прозрачного, но непроницаемого кокона, холодные – тоже, хотя вышел Рауль несколько мокрым... и несколько посвежевшим, вытирая волосы полотенцем. В ответ на укоризненно-тоскливый взгляд Ксандра «а я-то тут зачем?» последовало новое распоряжение, столь же короткое и малоэмоциональное:
– Приготовь инъектор и ампулу.
Всё совершенно естественно и до скуки обыденно, не так ли? Ведь что обычно делают консулы во время перелётов? Правильно, отсыпаются, если нет срочных дел прямо на борту, пользуются временем разумно, потому что потом его может не оказаться.
«Блонди спят мало, но продуктивно», – поправляя ворот халата, Рауль отметил, что, по идее, фраза Ясона должна была содрать струп со свежей раны, но... даже не задела, не царапнула, скользнув бессильно по всё тому же кокону. Воспоминания тоже не могли разбить этого ледяного панциря.
Я теперь Айсмен, да, Матушка? Передача эстафеты методом глубокого криостаза? – с горькой иронией улыбнулся Второй консул, поднимая взгляд на возникшего в дверях заместителя. Зачем тот явился, догадаться было не сложнее, чем увидеть апельсин в стеклянной вазе с фруктами. Сорок лет бок о бок – тут уж никакая бесстрастность на лице не спасёт.
– Бло? – золотистая бровь чуть приподнялась. Однако сказал главный нейрокорректор не то, что хотелось – «Оставьте же меня в покое», а то, что полагалось: – Проходите, я Вас слушаю.

Отредактировано Рауль Ам (2016-02-23 17:22:56)

Иногда Рауль мимолётно, но искренне, вот как в эту минуту, жалел, что к уму всякого элита непременно прилагается ещё и эмоциональный комплекс, из-за чего порой даже мощнейший интеллект дзинкотаев не справляется с пониманием элементарных вещей. Нрав, понимаете ли, мешал, вот как Фалку сейчас, чувства, бушевавшие за бесстрастной маской, застили столь зоркий обычно, проницательный взор Белого Сокола. До-о-олгий такой, многозначительный и многозначный взгляд, который советник Советника вперил в шефа, без малейшего труда читающего всё, что там, на дне светло-серых глаз, накопилось и желало быть прочитанным, но не оказалось для Ама новостями. А в напоминаниях Второй консул едва ли нуждался, уж что-что, а память твердая от него никуда не делась. Равно как и трезвый ум, позволивший догадаться… не только о несказанном, но и о необдуманном тоже.
Кто сказал, будто сверхразумная элита вот прямо так всегда и объективна в суждениях …о других? Да нимало! И среди дзинкотаев всяк судит по себе… нормальный для мыслящего гуманоидного существа эгоцентризм. Бло, к примеру, наверняка не мог сейчас …не то чтобы представить, но поверить, что у шефа-то за такой же маской невозмутимости… действительно невозмутимость. То есть полное отсутствие эмоционального кипения. Поэтому выдержать этот пронзительный взор-безмолвный-монолог Раулю ничего не стоило, а его ответный взгляд был прямым, твёрдым и спокойным, как тихое, без выражения почти «Я знаю, я помню».
– Детали?.. – вдумчиво вытирая полотенцем влажные концы волос, переспросил Ам, повторяя слово, будто пробуя его на вкус, и этот вкус оценивая. – Детали ситуации… – результат дегустации явно не удовлетворил блонди, и он, бросив полотенце в ближайшее кресло, снова посмотрел на платину: – Фалк, а не разумнее ли будет начать с освещения самой ситуации, а уж потом приступить к рассмотрению её… деталей?
Второй консул кивком показал заместителю на диван, а сам занял то самое кресло, где секунду назад приземлилось полотенце, чтобы исчезнуть вместе с промелькнувшим за высокой мягкой спинкой Ксандром.
– Только я надеюсь, Бло, что это действительно не займёт много времени, во-первых, и не будет разглашено Вами где-то ещё, кроме этой каюты, во-вторых.
Мог и не говорить этого, конечно. Но уж больно долгожданной была возможность невозбранно и относительно безопасно для собеседников рассказывать всё. Рауль сел прямо, плотно прижав лопатки к эргономичной упругой спинке, свободно положив руки на подлокотники, привычно приподняв подбородок, и ровно сказал, глядя в стену:
– Вчера Первый консул был убит, вопреки решению Синдиката о его реабилитации. Примерно в то же время его личностная матрица стерта из всех архивов.

Отредактировано Рауль Ам (2016-03-01 18:02:17)

— Тебе все еще холодно? — спросила она и поцеловала его в лоб. У! Поцелуй ее был холоднее льда, он пронизал его насквозь и дошел до самого сердца, а оно и так уже было наполовину ледяным. На мгновение Каю показалось, что он вот-вот умрет, а потом ему стало хорошо, и он уже не чувствовал холода.
«Снежная королева»
Ханс Кристиан Андерсен

Как человек… (пусть даже сверх-человек, пусть даже настолько «сверх», что человеческая природа в нём вообще под вопросом) справляется с разрушением всего, что было дорого, с утратой, которую ничем не восполнить, с горем, от которого, как оказалось, никакое «сверх» не убережёт, никакая нерушимо здоровая психика?
Разные есть способы, и зависят они от самого строения личности – к каждому замку подходит свой ключ. То, что сознание Рауля в порядке самоспасения просто отсекло чувства, как источник саморазрушения, а функцию поддержания оценки происходящего вокруг и реагирования на него полностью взял на себя разум, для блонди было абсолютной нормой, а то, что страдания после этого прекратились – закономерным результатом. Так было правильно. Запереть в ледяной клетке одушевленный, но не имеющий смысла и ограничителей хаос – надёжный вариант спастись, а заморозить умершее – естественный способ избежать окончательного разложения.
Для чего и как жить, когда жить невмоготу? Ответ, столь же естественный для всякого дзинкотая, приходит неизменно один: ради долга перед Амой, распяв себя на стальном каркасе этого долга. Это жизнь без радости, но и она может быть продуктивной. Она обязана быть продуктивной, чтобы от им уложенных льдинок в слове «Амои» добавилось блеска безупречности.
Они летят на Элпис – это важно для будущего Амой, Рауль выступит на конференции, поприсутствует на дипломатических мероприятиях, организованных новой властью – это важно для Амой, вернувшись, он приступит к созданию личности нового главы Синдиката, первого в новой линии – это важно для Амой. Мысль о том, что у этого, пока неизвестного никому, пока несуществующего блонди будет облик Ясона Минка, не ранила Второго консула, скользнув по ледяному панцирю его разума с тонким хрустальным звоном, на какой-то миг показалась даже красивой, как прихотливо вырезанный шестиконечный кристалл замёрзшей воды.
Зеркало разума. Ледяной трон самоконтроля. Осколки-льдинки важных дел – одна к другой, день за днём, пока сердце не замрёт совсем, устав биться. Если в душе Советника исчезло тепло, в ней остался хотя бы покой. Благодатный покой. Который от ровно произнесенных платиной слов разбился вдребезги, взорвался, не летя наружу, а проваливаясь внутрь ледяным массивом, разбитым в плоские, ранящие прозрачные лезвия, слепо сносящие всё на своём пути, протыкающие и рассекающие всё, что ещё могло чувствовать.
− Что? – одно короткое, не окрашенное интонацией слово.
Рауль не пошевельнулся: он сидел в той же позе, столь же невозмутимый и холодный, только лицо, замедленно повернувшееся к Фалку, стало белее купального халата идеального блонди, зелёные глаза застыли совсем. Он прекрасно расслышал, что сказал Бло, но это было настолько нереальным, что осознать сказанное не получалось, смысл ускользал.
Мнемограмма.
Мнемограмма сохранилась.
Последняя мнемограмма Ясона сохранилась.
Последняя мнемограмма Минка, не почти безликая нулевая матрица, а сама душа и память сохранилась, и она здесь.
Память повзрослевшего, искалеченного, исстрадавшегося и пославшего себя на смерть Первого консула сохранилась, она здесь, и этот «изолированный носитель», чем бы он ни был, может быть всего лишь сентиментальной безделушкой, потому что сознание в новое тело загружает только сама Юпитер.
− Что Вы наделали, Бло… − шелестяще слетело с побелевших губ Советника. – Что Вы наделали…
Вы же обрушили меня…

Отредактировано Рауль Ам (2016-03-09 22:25:49)

Мир Второго консула в очередной раз перевернулся с ног на голову, в который раз за какие-то двое суток. Удивительно ли, что его накрыло чисто физическое ощущение дурноты? Биотехнолог даже поспешно прикрыл рот ладонью, сдерживая рвотный позыв. Психосоматика… то, что совершенно нормально при запредельных стрессовых нагрузках для человека, но уже ненормально для дзинкотая.
Мать не права… − со странным и неуместным весельем подумал Рауль,– …тело всё сильнее приходит в негодность, меня действительно пора утилизировать. Впрочем… эта операция ведь не отменена, а только отложена. Ненадолго.
Он медленно отнял руку от лица, понимая сразу две вещи: если что, ладонь и сомкнутые пальцы не удержат слегка переваренный завтрак и кофе; однако, уже точно, господин высокопоставленный пассажир не испачкает респектабельную белизну обивки салонного дивана – тошнота прошла так же быстро, как нахлынула. Всё-таки удивительны адаптивные способности блонди, не только у тела, но и у здоровой психики, упругой, как белоснежный пласт каучука – продавливается насквозь, на всю глубину, но только отпусти – и вот уже всё выправилось. Идеально ровная, гладкая, как молочное зеркало, поверхность, которую никакие ледяные лезвия и не секли никогда. Нет, Ам не почувствовал прилива бурной… или хоть какой-нибудь радости, но боль стекала с полотна режуще-белой резины его души, не впитавшись, кажется, ни каплей. И надежда не озаряла эту не шибко живую белизну бодрым, золотисто-розовым светом новой зари. Надежды, собственно, и не имелось вообще, уж Раулю, не первую жизнь с головой погружённому в эту биоинженерную кухню, это было известно лучше, чем кому-либо ещё. Потому что наисвежайшая мнемограмма, независимый носитель, полностью готовый клон – всё это ещё не надежда…
Что всего хуже – первичная загрузка личностной матрицы в новое, свежевыращенное тело дзинкотая именно самой и только самой Матерью была тем случаем, когда препятствие к невыносимо желанной цели видится не злом, но сугубо объективной необходимостью. Лишь так, а не иначе можно обезопасить амойскую цивилизацию от пятой колонны в лице собственной, старательно, с любовью созданной и заботливо взлелеянной элиты, на случай внешнего вторжения и оккупации планеты. Ведь чего проще – вложи в девственные мозги армии клонов нужные врагу представления, цели и задания – и всё, Амои обречена, через пару часов она сама упадёт в руки захватчиков, как спелый плод. Любя свою неласковую родину, Рауль не мог роптать на этот порядок, обусловленный неумолимой логикой вещей, но сейчас… Юпитер, да он продал бы распоследнему федералу все прочие тайны Танагуры, большие и мелкие, в розницу и оптом, лишь бы получить доступ к загрузке мнемограммы в одно из тел, ждущих пробуждения в инкубаторе резерва. Но, к несчастью, слишком ясно было, что ни одна федератская супершишка ему этот доступ не предоставит.
И вообще никто.
И меньше всего стоило рассчитывать на такой подарок от самой Юпитер.     
− Наказание? – Ам усмехнулся ещё несколько мертвенно. − О, да. Куда же без наказаний.
На смену потрясению окончательно пришло веселье, и Советник вполне отдавал себе отчёт в том, что оно имело несколько истеричный оттенок, однако хорошо уже то, что ему не хотелось шипеть Бло проколотым шлангом что-то вроде «пош-ш-шёл отс-с-сюда, ос-с-ставьте меня». Правда, не факт, что он всё-таки не скажет этого же минут через пять, когда истероидное возбуждение закономерно сменится апатией – в игре на нервах тоже есть фазы, что поделать.
− Дайте мне его, − велел Рауль холодно, протягивая раскрытую ладонь, и будто не расслышав увещевания насчёт того, кто и что должен.
Почему все прямо-таки возможности не упускают напомнить ему об обязанностях и очевидных задачах? Второго консула это несколько огорчало вот уже несколько дней, окружающие явно отказывали ему в умении трезво мыслить, хотя он, уже чисто автоматически, начал продумывать варианты действий в новой реальности… ибо иногда решение большой… огромной проблемы является проблемой само по себе.
− Дайте мне его, и дайте мне подумать. Всё равно до возвращения мы не сможем ничего предпринять. Ксандр, проводи господина Бло, он уходит.

>>>Элпис. Столица. Космопорт.