Серая тень в камуфляжном плаще не спеша приблизилась к неподвижному телу молодого кшинасца, и вправду почти бесшумно скользя по цветочному ковру, как горный Дух, тихонько потыкала Юношу носком высокого ботинка, и, убедившись, что он в полной отключке, стянула с головы капюшон, смачно сплюнув в сторону. Под капюшоном оказался вполне симпатичный, коротко стриженый шатен, самого привычного гуманоидного вида.
- Еще один, голубчик, попался. Ха! На ловца и зверь бежит. Бри! – крикнул куда-то в сторону скалы, - Где тебя черти носят? Говорил тебе – будь рядом… Зверюга-то ушла, жаль, мне заряда не хватило.
Второй серый плащ вынырнул из-за огромного, замшелого валуна, откинутый капюшон уже не скрывал улыбающееся лицо брюнета.
- Не ори, Джек, не на параде. Еще привлечешь чьё-нибудь внимание…
- Чьё? Горы необитаемы. Наблюдение показало, что этот фрукт один был. А тебе ори, не ори – не дозовешься, хуже девки на выданье, - впрочем, последние слова шатен благоразумно пробормотал себе под нос, добавив затем уже громче, - Лошадь ушла, говорю.
- Сам ты лошадь! – хохотнул брюнет, - Ты её клыкастую морду видел вблизи? Черт в преисподней – и то больше на лошадь похож. Пусть сваливает, мясо у неё дерьмо.
- Приведет ещё кого… - шатен присел на корточки возле тела, аккуратно, но немного брезгливо переворачивая его лицом вверх, - О, симпатичный экземпляр. Нам везет.
- Присматриваешься к девочке? – опять хохотнул Бри, - Брось! У тебя нет шансов её обаять, ты не знаешь, с какого конца браться за меч, а это единственный аргумент, уважаемый местными дамами! Еще проиграешь… как мы тогда твоей Дайне в глаза смотреть будем?
- Да пошёл ты, юморист хренов! – беззлобно огрызнулся Джек, продолжая осматривать тело и снимая с него перевязь с мечом, небольшую охотничью сумку и мушкет, - На простого охотника не похож, морда породистая, да и одежда богатая, хоть и простая. Молодой еще… пожалуй, примерно одного возраста с тем, первым.
Брюнет присел с другой стороны от тела, так же брезгливо разглядывая трофей.
- Условный самец, ети его… Косу заплел… Физиономия – краше, чем у элитной шлюхи в борделе, а ширинку выпятил, тьфу! – Бри тоже смачно сплюнул, поднимая глаза на Джека, - Зачем на этот раз пара-то понадобилась? Раньше по одному отлавливали.
Шатен проверил, выключен ли его передатчик, потом подмигнул товарищу и на всякий случай понизил голос:
- Я слышал, это заказ КомКона…  Они теперь заинтересовались местными выродками, хотят их всесторонне изучить и разложить на составляющие. Отгадай, кому такое удовольствие досталось? – Джек сально ухмыльнулся.
- Сомнительное удовольствие-то… если только как наказание.
- Эх, воображалка у тебя туго работает, ты только микроскопом крутить горазд! Есть у нас местечко, где подобным вывертам эволюции только рады будут… и используют по назначению. Слыхал про Амои?
- Этот вселенский бордель, что ли? – Бри прищурился, и тут же, осененный пришедшей мыслью, заржал, - Представь, тамошние полуандроиды наклонируют таких вот смазливеньких самцов-самочек, и через пару лет пожалуйте, новый вид секс-услуги для избранных, - Бри театрально простер руку над телом и провозгласил на манер ярмарочного зазывалы, - Жаркие бои гермафродитов! Вы получаете побежденного и можете его оскопить и поиметь!..
- Заткнись, пошляк! – Джек уже довольно зло глянул на брюнета, - Воображение вдруг разыгралось? Ты сам-то смог бы?
- Я не извращенец…
- Вот и нефиг тут воздух сотрясать! – шатен собрал в кучу снятые с кшинасца вещи, закидывая их себе за спину, - Бери голубчика, первый понесешь, раз бойкий такой сегодня! – Джек шагнул в сторону, даже не оглядываясь, уверенный, что возражений не последует, - Говорил, давай возьмем авиетку… Тащи вот теперь на себе это чудо больше километра…
Бри вздохнул, легко поднимая тело и взваливая его мешком на плечо.
- Да кто ж знал, что его в галоп понесет, ехал ведь медленно… И близко был. А кстати, чего их вообще сюда занесло обоих? Я думал, опять придется вниз спускаться, к селению… - брюнет нагнал шатена, и оба скрылись за ближайшей скалой.
Только примятые цветы указывали на то, что здесь, возможно, кто-то был. Да блеснула на солнце незамеченная пуговица, оторвавшаяся от куртки кшинасца. Горы равнодушно молчали, не снизойдя до возни смертных…

[AVA]http://sh.uploads.ru/b4Noe.jpg[/AVA]
[NIC]Джек[/NIC]
[STA]Ловец[/STA]

Отредактировано НПЦ (2016-03-14 18:17:41)

– Мама… – шепнул он на исходе сил, падая на землю ничком и смеживая веки, видя, как на фоне темноты, обволакивающей глаза, появилась К-На. Такая, какую он запомнил ее, будучи еще младенцем у нее на руках. В это чарующее мгновение, кажется, исчезло все: не было никакой потасовки, не было удара в лицо и в живот, не было криков и пульсирующего в ушах горячего гнева. Была лишь бережливая темнота, уютное тепло – обволакивающие, тягучие, словно мед. Даже время, кажется, превратилось в странную субстанцию, вроде густого варенья или даже жира…
– Ну что, все? Сдулся, лягушонок? Лучше не вставай, а то череп еще проломлю ненароком, – заскрипел над головой голос. Гадкий, наглый и насмешливый. От такого голоса искренне хотелось плеваться. А еще внутри поднималась невероятно сильная волна гнева и ярости – едва ли не зубы начинали скрипеть от желания впиться обладателю этого голоса в глотку. У-Лон смог открыть глаза, лишь приложив некоторые усилия. И снова на него будто в одно мгновение обрушилось все: всего несколько минут назад брат, с которым он разделял хлеб едва ли не с рождения, прямо за столом врезал ему с кулака в нос. Младший не остался в долгу и заехал Среднему в скулу кулаком под глаз, и после этого, кажется, даже просьбы сорвавшегося в крик отца прекратить драку уже были братьям не слышны: оба выскочили из-за стола со скоростью распрямляющейся пружины, и в следующее мгновение сцепились на полу, как два кота, едва ли не выдирая волосы друг у друга и норовя полоснуть друг другу ногтями по глазам, не говоря уже о твердом намерении пооткусывать друг другу уши, сломать носы и отбить бока, костяшки. Ужасно примитивные, но, вместе с тем, потому и опасные драки между своими детьми старик Он-Ро был вынужден наблюдать на протяжении всех тех лет, что он является отцом. И даже сейчас, когда он вот-вот станет второй раз свекром, когда в доме уже нет Старшего сына, когда Средний сын, Серебро Семьи Ши-А, который скоро поедет в родительский дом жены, ужинает дома последний раз – даже сейчас таких гнусных проводов в виде драки избежать не удалось! Стоя на крыльце, ведущем во внутренний двор дома, старик стоял, прислонившись плечом к косяку, закрыв половину лица раскрытой ладонью. Наблюдая с болезненным и усталым выражением на лице, как, минуту назад почти вылетевший в эту самую дверь, сидя на земле на коленях, прильнув к песку у ног грудью, скрестив руки на животе, ударившийся о ствол яблони спиной, сидел, низко опустив голову и пачкая волосы в пыли, его младший сын, У-Лон. Улыбка Небес, младший отпрыск, единственный прикипевший к семейному делу ребенок кузнеца…
– Предатель… – гневно и с обидой сипел Добела Раскаленный, изо всех сил сдерживая болезненные стоны, так и рвавшиеся из груди, ощущая боль и слыша, зажмурив от мучительных ощущений глаза, как кровь, капающая из разбитого носа, падает на песок и увлажняет его, окрашивая в яркий цвет железной ржавчины. Однако как бы ни было больно, не имея возможности даже разогнуться от попросту сковавшей его тело боли, У-Лон все же не мог сдержать гнева, лившегося наружу через уста вместе с отхаркиваемой кровью:
– Ты… ты не мужчина, Я-Гё! Ты не достоин называться мужчиной! – он назвал брата его именем. Не видел больше смысла величать его так, как величал до этого. Как и старшего брата.
– Замолчи, Младший! Тебе мало!? – Серебро дышал шумно, его дыхание, подобное пыхтению разъяренного быка, было слышно даже здесь, с земли. В гневе, Я-Гё ударил брата ногой, постаравшись попасть куда-то в бок. У-Лон громко хрипнул, выпуская из легких последний, давшийся ему с таким трудом вдох, вскидываясь на мгновение и затем снова падая, уже на бок, на землю, не в силах уже даже поднять голову с травы. И куда ему тягаться с братом, только что прошедшим Поединок? Сейчас он в таком состоянии, что может свернуть горы и шею любому отъявленному верзиле, и это правда. У-Лон не знал, куда деваться от боли не столько физической, сколько боли душевной: от обиды. Обиды за мать, которая наверняка все это слышит, лежа на своей постели под открытым в теплую летнюю ночь окном в ее комнате…
– Х… Ха… Ха! Ха-ха-ха..! – У-Лон засмеялся. Засмеялся явно немного картинно, но в голос, так, чтобы брату от этого смеха стало не по себе, чтобы у него нутро превратилось в гадкое и холодное желе, с как можно более тошнотворным, отвратительным запахом. Добела Раскаленный смеялся так с пол минуты, чувствуя тот необычный взгляд, которым смотрел на него брат. Взгляд ужаса, недоумения, отвращения – он будто смотрел на безумца, на юродивого.
– Ты забыл, Я-Гё… – резко оборвав смех, У-Лон снова гневно засипел, – что из родного дома… после Поединка… уезжает только… невеста, – У-Лон, сквозь боль и усилия, растянул губы в ухмылке после этих слов. В ухмылке презрения, желая как можно сильнее обидеть брата. – Вне… зависимости, что у нее… там… между ног.
Серебро, кажется, пришел в ярость и, вскинув руками, а затем прихватив ими меч, возопил, тряся головой и во все стороны брызгая кровью и потом с лица:
– Заткнись, У-Лон!! Сопливая пиявка, ты ни на что не годен! Ты слабак, плохо сражаешься, и ты просто завидуешь нам со Старшим, что мы смогли победить и что у нас будут свои дома и семьи! Второй Молот был прав: ты – маменькин сынок!! Но раз ты так страдаешь – я сделаю то, чего он не сделал! Мелкий крысеныш! Я отрублю тебе голову!
– Ты и Мю-То – Вы оба… больше не Молоты Кузни Ши-А! И не металлы Семьи! Вы вообще больше не входите в нашу семью! И я… я лучше умру, чем буду жить с мыслью, что мои… родные братья оставили любящую их мать одну на попечительство старого отца и младшего брата, и прогневали Духа Великой Реки, пренебрегая его даром!
– Медь, Серебро!! Прекратите немедленно!!! – донесся до лежащего на земле У-Лона и уже обнажающего клинок Я-Гё окрик отца.

***
У-Лон распахнул глаза довольно резко. Впрочем, тут же стало ясно, что это – на данный момент первое и единственное, что он смог сделать с такой же поразительной легкостью, как делал это обычно с утра вот уже несколько дней, пока был в дороге, и когда умение резко просыпаться особенно ценно и может даже спасти жизнь. И, что самое досадное, из-за яркого света, отражавшегося от потолка, глаза снова пришлось быстро закрыть и даже зажмуриться – чтобы добиться желанной темноты, пусть и разбавленной все равно чуть заметным красноватым светом…
И едва стоило У-Лону прикрыть глаза, как все его ощущения резко переключились на его собственное состояние. Запоздало, будто будучи пьяным, Юноша начал понимать, что тело сигналит ему: «Со мной что-то не так! Нет, со мной все не так!». Однако думать о чем-либо было тяжело, даже о том, как описать свое состояние. Головы, как казалось У-Лону, у него не было вовсе – был лишь тяжеленный пузырь, набитый острыми хвойными иголками, болезненно продырявившими его со всех сторон. Болящие кости (или мышцы?) он мог, кажется, попросту пересчитать все до единой – даже пальцы, не говоря уже о локтях и плечах, которые он согнул и поднял, чтобы прихватить голову, дабы и то, что есть, не улетело восвояси, казалось, были готовы от боли и тяжести треснуть в самых неожиданных местах и рассыпаться в пыль. Однако, как только голова начала наливаться мыслями, первое, что отметил про себя У-Лон – это то, что так, как во сне, у него не болели сейчас ни нос, ни живот, ни спина, что было, несомненно, очень приятно при всем том, что причиняло дискомфорт в данный момент.
Постепенно Юноша приходил в себя. Учитывая его здоровье, позволившее ему относительно легко перенести довольно-таки объемный укол транквилизатора, благодаря выброшенному буквально перед этим большому количеству адреналина, это произошло довольно быстро – всего за несколько минут, хотя самому У-Лону показалось, что всего лишь одно движение ему далось не менее чем за полчаса. Найдя под стопой опору, согнув ногу в колене, кузнец снова попытался открыть глаза, когда услышал, как что-то негромко упало. Привыкая к свету, довольно угрюмому и однообразному, пусть и яркому здесь, упираясь локтями и ладонями в поверхность под собой, чем бы она не оказалась, Юноша, наконец, напряг залежавшуюся спину и попробовал подняться. Сначала от твердой поверхности лежанки оторвалась спина, в то время как грудь поднялась вверх. Следом – поднялись плечи, голова; подбородок лег на грудь. И вот У-Лон уже сидит на своеобразной лавке, опираясь локтем о согнутое колено и с досадой глядит через плечо вниз, на серо-серебристый пол, на котором лежит, упав с лавки, его рубашка. И, пусть он поднимался как можно более плавно, все же легкий звон в голове стоял намертво.
У-Лон уже понял, что проснулся в странном месте и отнюдь не там, где хотелось бы очнуться. Понятно это было как минимум по запаху – какой-то тонкий, почти неуловимый, он, тем не менее, перебивал другие. Что-то вроде аромата цветочного масла, смешанного с ароматом вина? Медь не мог точно сказать, ведь понятия «дамские духи» и «медицинский спирт» на Нги еще нет. Уже поняв и смирившись с тем фактом, что кто-то снял с него почти всю одежду, забрал все вещи, в том числе меч и даже кинжал, и с тем, что судьба То-То на данный момент ему неизвестна, Добела Раскаленный не спешил вспоминать о самом главном, занявшись попытками понять, что же происходит. Так или иначе, а Юноша даже не успел осмотреться толком по сторонам, фокусируя еще немного расплывающийся взгляд на чьей-то фигуре, неторопливо вышедшей к нему, по всей видимости, из соседней комнаты. Для того чтобы думать, что здесь и есть та самая Обитель Цветов и Молний, все было слишком реально: звуки, запахи, виды, даже люди. Подошедший немного вяло к У-Лону образ оказался вполне приятен глазу, причем как внешне, так и на слух:
– Нет, ты не умер и это не Обитель Цветов и Молний. Хотя, что это за место, я тоже не знаю. Я – Юноша Ки-А из Семьи Н-Ур. Кто ты?
В ответ на все произнесенное Юношей У-Лон не издал ни звука вплоть до тех пор, пока тот не предложил свою флягу с водой. Пить и вправду страшно хотелось, молодой Ши-А и сам поначалу не понял, что в горло ему словно от души напихали соломы и сухой грязи, как в пересохший колодец, поскольку мыслительные процессы у него занимали все это время первую позицию, ибо тело, казалось, не ноет ни о чем, кроме боли. Немного помяв собственные пересохшие губы друг о друга, сумев, наконец, их разомкнуть, У-Лон, протянув руку к желанной предложенной фляге, откупорив ее, сделал сначала один, большой, а потом и еще два или три глотка, поменьше. Он здесь пробыл несколько дольше и из-за этого, очевидно, терпел жажду немного более сильную. Возвращая на место привязанную к горлышку фляги пробку, сглатывая последний глоток воды, чувствуя, как через горло и грудь прошлась приятная живительная и влажная прохлада, и все с тем же твердым лицом мысленно радуясь, что изо рта исчезло ощущение, будто там нагадило с дюжину белок, У-Лон, наконец, кажется, начал стремительно возвращаться в бодрое состояние. Ему не впервой было очухиваться от потери сознания после шумных и болезненных в своих последствиях драк со старшим братом…
Впрочем, вместе с тем, как с приходом в тело воды посвежело и в голове, У-Лон, протягивая флягу назад владельцу, вновь принимая исходную позу, с некоторой досадой подумал о том, что из всех тех, кто мог здесь оказаться с ним, почему-то оказался именно Юноша. Нет, безусловно, он был рад тому, что не одинок, но, все же, сейчас по ясным причинам ему было бы спокойнее увидеть даже Женщину, чем чужого, незнакомого юнца, пребывающего во Времени.
Врать Четвертому Молоту не хотелось, да и не умел он. Поэтому решил, что разумнее всего будет ограничиться искренним, но просто неполным ответом:
– У-Лон, – произнес он твердо, но с улыбкой в голосе и даже на подъеме. Со стороны У-Лона уже давно чаще принимали за Мужчину, нежели за Юношу, посему даже как-то манипулировать своим и без того низким, почти мужским мягким голосом, нужды он не видел. Юноша вздохнул. На губах у Добела Раскаленного тут же прояснилась тонкая, почти неуловимая улыбка. Он продолжил:
– Вывод, что мы с тобой живее всех живых, можно сделать и по тому, что у нас обоих наверняка сейчас не просто что-то, а почти все болит. В Обители, куда попадает лишь душа, и где тело не нужно – мы бы чувствовали себя подозрительно хорошо. И пить бы нам не хотелось так сильно. Спасибо, – поблагодарил за воду напоследок своего нового товарища Медь, вглядываясь в его лицо окончательно прояснившимся взглядом. «Красивое лицо, надо сказать… – подумал У-Лон, замечая, что глаза у Юноши Ки-А именно такого цвета, который, как он уже много раз ловил себя на мысли в повседневной жизни, общаясь с другими людьми, ему очень нравится – небесно-голубого. – О, Духи… Если я все-таки и в правду мертв, и это – всего лишь морок, мое наказание, то пусть эта иллюзия не сходит», – подумав не без боли в цветущем в Пору Любви сердце, все еще не веря в то, что он сам жив, все же кузнец не ронял чуть заметной улыбки с лица. Мертвые не умеют улыбаться, насколько ему было известно, и он надеялся, что прекрасного Юношу, оказавшегося по несчастию рядом с ним в этот тяжкий час, легкая улыбка того, с кем ему не посчастливилось тут оказаться, хоть немного, но подбодрит. «Все-таки понимать, что ты живой – мало для радости, когда попал пень-трухлявый-знает-куда, да еще и не пойми с кем. Но если еще и руки опускать и духом падать – так и с жизнью расстаться недолго», – додумал У-Лон, ненадолго отвлекаясь от Юноши, чтобы наклониться со своей странной лавки и поднять с пола рубашку, чтобы затем набросить ее на плечи. Все-таки сверкать голым торсом было неразумно, хоть на нем и было немало разнообразных шрамов, никак не способствующих тому, чтобы У-Лон был принят за зеленого юнца.

Набросив на плечи свою простую, без каких либо отличительных знаков и родовой вышивки бежевую рубаху, У-Лон, наконец, зашевелился активнее. Было тяжело, он невольно хрипел, как раненый ползущий к своему логову кот, чувствуя, как опять расшатывается и без того все еще тяжелая голова и ноет от невиданных ранее болезненных ощущений тело, но, так или иначе, кузнец, наконец, уселся, опустив с лавки ноги и уперев в ее край руки. Глаза он при этом держал прикрытыми, опустив голову и сдвинув недовольно брови к переносице, зубы при этом сжимались от боли, из-за этого немного кривились губы.
Морально У-Лон был тоже недоволен, и сейчас даже не пытался уже улыбаться, поскольку лицо и так исказила гримаса недовольства своим состоянием, и улыбка сделала бы его еще страшнее. Взглянув в сторону прохода в ту самую комнату, из которой к нему и вышел Юноша, исподлобья и мельком, У-Лон, на секунду подняв холодный взгляд на юношу, стоящего перед ним, снова опустил взгляд и чуть мотнул головой, стряхивая волосы с плеч.
— Человек, — отрезал Медь низким, холодным, немного даже сердитым голосом, хмуря брови все сильнее. Однако лицо его не выглядело злым. Скорее выражение лика кузнеца демонстрировало готовность потерять доверие к человеку, который в подобной ситуации нуждается в столь бесполезной информации. И чтобы окончательно отбить у Юноши Ки-А всяческие сомнения, У-Лон был готов с легкостью идти на рассудительность, отнюдь не похожую на Юношескую. «Задай бы он мне такой вопрос прежде, чем представиться – встречный я бы задавать уже не стал. За версту юнцовской зеленью несет. Как же хочется побыстрее выйти из этой Поры. Вроде видишь перед собой умное и красивое, не смазливое лицо, не похожее, тем не менее, ни на одно другое, но внутри они будто все водой из одного болота налиты! Хок, ну что за напасть…», — недовольно и досадно ворчал в мыслях У-Лон, понимая, что к Юноше Ки-А он потерял всякий интерес, и что даже глаза его казались кузнецу уже не такими красивыми. Однако надо было что-то делать и решать, как отсюда выбраться, в этом юнец, несомненно, был прав. И хотя бы в благодарность за пару глотков воды и теплую встречу, просто из чувства долга из-за того, что они тут оказались вместе, из желания незаметно и делом извиниться за то, что Юноше не повезло оказаться рядом с тем, кто не заинтересован в статусе любого собеседника, У-Лон был готов разделить с этим знатным Юношей даже свою рубашку. В конце концов, это он отправился по доброй воле в место, из которого для него есть риск не вернуться домой. Это он в мыслях раздразнил духов, похищающих Юношей. И только он теперь виноват в том, что с ним случилось и что мать, если узнает, куда сбежал из дома ее сын, может просто умереть от тоски, когда пройдет эта луна и Сун-Сун отдаст старику Он-Ро прощальное письмо друга, в котором У-Лон просит отца и весь Железный Двор поминать его, уже как мертвого… Вопрос о фамилии, впрочем, У-Лон нарочно пропустил мимо ушей, надеясь, что одно слово ответит юнцу на все вопросы. Сейчас и имени достаточно.
— Говоришь, наши вещи – там? — уже будто не замечая боли, стиснув зубы, У-Лон поднимался с места на ноги с таким упорством, несмотря на подкашивающиеся все еще от слабости ноги, с каким из могилы поднимается уже полуразложившийся покойник, чтобы совершить суд над несправедливо оправданным убийцей или закончить дело, работу над которым даже смерть не может прервать – будто движимый какой-то невиданной силой, которая выше всякого понимания, он направился в указанную комнату медленно, едва передвигая ногами, пошатываясь опасно из стороны в сторону. Все-таки было ошибкой думать, что такая мощная доза препарата никак не аукнется даже такому здоровому, как бык, кузнецу, но для У-Лона были вещи важнее ощущения, что спина у него попросту переломится сейчас напополам.
Остановившись в проеме довольно просторного и большого прохода, У-Лон оперся о, наверное, металлический косяк. И, стоя так, немного сгорбившись в спине, взглядом исподлобья, сквозь нависшие над глазами немного взлохмаченные волосы, которые почему-то кто-то расплел из туго затянутой до этого косы, осматривал простор перед собой, совершенно не обращая внимания на то, что делает юнец, и тем более на порядочный список вещей и предметов, совершенно ему незнакомых. Найдя ту самую груду вещей и одежды, о которой последний, видимо, и говорил, подразумевая их имущество, Медь Дома Ши-А двинулся от косяка так резко, что, дойдя до тумбы, на которой все это лежало, он ударился, падая, грудью о край стола, изо всех сил ухватившись за него руками и едва не впиваясь в металлическую или керамическую поверхность ногтями. Медленно, приложив просто титанические усилия, он все же заставил себя встать на ноги. И первое, что он должен был найти из всего этого – это свою сумку и металлическую шкатулку в ней. Лишь эта шкатулка стояла перед глазами У-Лона – даже собственный меч он небрежно отпихнул рукой в сторону, когда он попался на глаза. С вещами нового знакомого, правда, У-Лон обращался максимально аккуратно, хотя на меч и мушкет взглянул совершенно незаинтересованно и прохладно. «Хм… надо же. Значит, и впрямь представитель знати, не соврал. Только знатные люди, да и то не все, могут себе позволить ездить на охоту с мушкетом», — думал про себя кузнец как бы вторым планом (бросая быстрый взгляд на металлическую пластинку на мушкете на стыке рукояти и дула, на которой было выгравировано клеймо мастера, его изготовившего, которого, к слову, У-Лон знал), не забывая, тем не менее, первостепенную свою задачу.
— Одеться и подумать, как выбраться – это ты хорошо придумал, — говорил У-Лон низким, почти отцовским тоном, продолжая обращаться к представителю знати на «ты», демонстрируя всем своим видом, что статус товарища по несчастью, как семейный, так и в обществе, его не волнует в данной ситуации совершенно. Они оба в сложной ситуации. И сейчас никаких рамок и границ здесь нет. Так что обойдемся без официоза.
— Но у меня есть еще одно предложение, — на глаза У-Лону попалось то самое создание, «лжептица» с теперь уже почти оторванной от тела головой, которую он подстрелил у обрыва. Ни крови, ни мяса… Однако рядом где-то тогда должна находиться под ворохом одежды сумка и, отложив находку в сторону, Медь продолжил поиски, договорив, — Я предлагаю еще и осмотреться, хотя бы быстро. Мы находимся хок знает где, и если мы найдем что-то полезное – нам это может пригодиться. Я не знаю, как скоро и каким образом мы выберемся на свежий воздух, поэтому подготовиться надо ко всему. Понимаешь, надеюсь? Ты со мной?
Не то чтобы У-Лон брал на себя лидерство в этой ситуации, совсем нет. Просто у него действительно не было никакого желания застревать здесь дольше, чем он уже застрял, тем более в компании с Юношей. Это явно был мир живых, просто какое-то неизвестное место. И выбраться отсюда Раскаленный Добела намеревался хоть живым, хоть мертвым, ему было все равно. Голубоглазую зелень эту тоже надо вытащить. Может, вопрос он немного ранее задал для такой ситуации глупый, по мнению Четвертого Молота, но, все же, на щеках и на губах у него даже сейчас играла, как на спелом яблоке, кровь. У него вряд ли есть такие страшные причины избегать Поединков, как это делает У-Лон, а, посему, надо его выручать. Ведь когда Юноши умирают глупой смертью, а не в Бою Судьбы – это всегда грустно и до боли досадно.

Безумен ли У-Лон, помешан ли он? На чем, почему?
В башке у Юноши будто в мгновение ока просияло. Боль не прошла до конца, но утих звон и мозги словно встали на место, когда на глаза в ворохе вещей попалась сумка, из которой почти не до конца, небрежно высунулась часть железной шкатулки. Кладь на стол кто-то бросил довольно небрежно, шкатулка немного примялась, поскольку была сделана наспех и из тонких листов металла. Крышка тоже покосилась и была приоткрыта.
У-Лон выхватил бесценную вещь из сумки и, не обращая внимания на то, что из порванного уголка коробочки на стол и сумку сыплются мелкие катышки черной и серой почвы, прижал холодную жестяную шкатулку к горячей груди. Ему было абсолютно все равно, что подумает о нем Юноша Ки-А, как товарищ по несчастью, и он был уверен: для сумасшедшего он выглядит и говорит вполне прилично, а для какой-то чертовщины или демона выглядит и мыслит слишком по-человечески. Ну а впечатление и прочее – ему с этой голубоглазой зеленью, все-таки, не телят разводить. Едва выберутся отсюда, общая беда перестанет существовать – и все, дальше каждый сам за себя. А с теми, кто лезет на него с клинком, да тем более так подло, в дикой местности, У-Лон готов поступать жестоко: победителя или проигравшего может и не быть – может остаться только убийца и холодный труп.
Впрочем, несмотря на обстоятельства, Добела Раскаленный старался казаться мягким. И пусть его попытка обезопасить себя выглядела грубо, все же и этот князь был в данной ситуации человеком. И рассуждения начал как раз такие вести, какие кузнецу теперь и слушать-то было приятно. Недолго думая, спрятав жестяную коробку назад в сумку, как и все остальное, что из нее повылезало, к совету одеваться побыстрее У-Лон покорно прислушался, наблюдая, как засобирался и товарищ по несчастью. «Вооружен до зубов, — подумал У-Лон, ухватив взглядом пистолет в руках у Ки-А, — но так легко одет… — усмехнулся он в следующую секунду в мыслях, сфокусировав взгляд на его одеянии. — Он был один до того, как попал сюда? Он был на охоте?», — размышлял кузнец, несколько недоумевая наряду нового знакомого. Все-таки он был одет слишком легко для охоты даже на зайцев, в то время как У-Лон уже прятал под кожаной курточкой одетую поверх рубашки тонкую кольчугу. И пусть последняя по меркам людей была небольшой и весила ну дай Бог как добротный толстый шерстяной свитер на крупную фигуру, все же здесь, на Нги, по ней вполне соскальзывали и волчьи зубы, и кошачьи когти.
Когда У-Лон закончил одеваться, завязывая пояс и закрепляя бандольеры, перебрасывая через плечо лук, поправляя кинжал, меч и колчан со стрелами, дело оставалось за малым – привести волосы в порядок. На заплетание косы времени не было совершенно, нужно было торопиться, посему, вынув из одного из многочисленных кармашков бандольера свой любимый деревянный гребешок, разыскав широкую черную ленту в суме, через минуту кузнец выходил из той комнаты уже с высоким и вполне аккуратным пучком на затылке.
— Кто бы сюда ни явился, — негромко повторил низким и прохладным голосом У-Лон, бормоча себе почти под нос. Впрочем, продолжил он уже мысленно, — я предпочту сразиться и погибнуть, если не смогу убежать.
— И, У-Лон, я предлагаю, все же, держаться вместе.
На эти слова, стоит сказать, Добела Раскаленный даже остановился и обернулся, увидев юношу на пороге той комнаты, скрестившим руки на груди и сверяющим его изучающим взглядом. Сам он уже стоял рядом с необычными лавками, на которых они лежали всего несколько минут назад, и собирался осмотреть столики, стоявшие рядом с ними – от всего, что на них лежало, пахло... лекарствами? И это – первое, что Медь решил осмотреть. На бывших все это время сжатыми в равнодушии губах кузнеца вновь появилась та улыбка, которой Юноша одарил своего нового знакомого в первые минуты их разговора. Непринужденная, почти незаметная, мягкая, но при этом весьма подчеркнутая потеплевшим взглядом зеленых глаз.
— Испугался, что я тебя брошу? — У-Лон заговорил мягко и осторожно, стараясь никак не задеть гордости стоящего перед ним аристократа, — Не волнуйся. Это у вас, знатных богатеев, на уме «ценности», — произнося последнее слово, Юноша попытался скопировать голос нового знакомого, когда тот сказал о ценностях так, что можно было подумать, что он говорит именно про деньги или какие-то сокровища. — У нас, простых людей, жизнь и своя, и чужая, одинаково важна.
С этими словами У-Лон уже отвел взгляд от Юноши и принялся за дело, начав перебирать баночки, мешочки и бумажные пакеты, находившиеся рядом с той лавкой, на которой лежал он сам. Читать что-либо он в какой-то момент перестал даже пытаться, поняв, что вместо родного языка здесь начертаны какие-то каракули, не похожие даже на тренировку в каллиграфии лянчинского ребенка. Каждую баночку он пробовал так же открыть и понюхать, но запахи оказывались совершенно ему незнакомыми…
— Слушай… — обратился Медь к князю, беря в руки очередную склянку и, сдвинув брови, пытаясь что-то прочесть, медленно протянул ее ему, — Ты не знаешь, случаем, этого языка?
Ах, если бы только перекись водорода была живой – наверное, она была бы приятно удивлена таким пристальным вниманием к ней двух Юношей, и даже бы раскраснелась, как кисейная барышня…

Отредактировано У-Лон Ши-А (2016-02-26 18:17:22)

Протянутую ему баночку князь все же взял в руки, подойдя поближе, и внимательно ее осмотрел. Но уже до того, как он заговорил, У-Лон понял, что язык сей незнаком даже аристократам. Во всяком случае, конкретно тому, с которым ему посчастливилось (или нет?) застрять здесь.
И не то чтобы У-Лон засовывал во все эти склянки нос, но… Да, пожалуй, хотя бы он должен вести себя здесь хоть сколько-то по-взрослому, и признать: из-за некоторой несобранности, рассеянности после пробуждения, он забыл про некоторую технику безопасности, которую необходимо соблюдать при работе с алхимическими веществами – как минимум про то, что надо направлять аромат рукой к носу, и как можно осторожнее, если вещество тем более незнакомо. Да, У-Лон не был алхимиком, и ограничивался рангом всего лишь породистого металлурга, но работа с металлом требует все же некоторых познаний в области веществ особенно опасных, как пример – разнообразных кислот и реагентов, которые применяются для травления металла. Все же в Кши-На прогресс идет не так уж медленно, и знать становится все более прихотлива и капризна в плане выбора оружия: простая гравировка на сегодняшний день уже сравнительно мало удовлетворяет интересы заказчиков.
И все же полностью отказаться от идеи изучить эти баночки получше У-Лон не смог. Пусть сделает он это не своими руками, но… наверняка в Государевой Академии найдется достойный ученый муж, который возьмется за эту находку? Все-таки живем мы в столице, и здесь на любой спрос найдется предложение. В крайнем случае, Медь не откажется даже доплатить – семья Ши-А отнюдь не бедна, и дать может не только пресловутыми деньгами… Три скляночки, совершенно разные на вид, У-Лон повыхватывал со столика и в следующую секунду упокоил их на мягком дне своей сумки. Туда же отправился и небольшой коричневый бумажный пакет с ватой и бинтами – их изучать особенно пристально У-Лон не стал, лишь пощупав пальцами, но это была, судя по ощущениям, вполне безопасная и чистая ткань, а это значит, что в случае чего это будет не лишним использовать для ухода за ранами.
— Подобное любопытство сгубило даже хокра… — продолжал знатный Юноша свою тираду где-то уже по правое плечо У-Лона, у большого стола, когда кузнец развернулся и повернул голову в сторону второй, идентичной его «собственной» лавке, на которой, и впрямь, лежало, свернувшись в плотный комочек, что-то, приласкавшее взгляд и сердце своим теплым окрасом и мягким, дружелюбным видом, резко контрастировавшим со всем тем угловатым, холодным, чуждым и, вероятно, опасным, что было все это время вокруг. Слушая князя вполуха, У-Лон резковато немного двинулся с места и, не сводя взгляда со сладко дремлющей тушки, широкими шагами обойдя обе лавки, подошел ко второй и присмотрелся для начала к окружению. Железные или… из какого-то странного материала ящики, инкрустированные какими-то дивными сверкающими самоцветами, их окружали, выходя прямо из них, какие-то ни то кожаные, ни то… снова из какого-то неизвестного У-Лону материала, шнурки, уходившие куда-то в тени под лавками или у стен. И лишь по одному такому шнурку, почему-то прозрачному, опускалось от каждого из них на пол. Тот, что был возле своеобразной постели, на которой проснулся сам Добела Раскаленный, в самом конце венчала зачем-то игла. Игла, размером с ту, которой сшивают кожу, или штопательную, но только почему-то прямую… довольно быстро У-Лон нашел взглядом такой же шнур рядом с постелью своего товарища и… взгляд тяжело, но мягко опустился, наконец, на зверька, все это время лежавшего между ладонями кузнеца, на которые он опирался, уперев их в поверхность лавки.
— Хм, — усмехнулся мысленно У-Лон, чувствуя, что голова у него начинает соображать все лучше и лучше, — А ведь Ты, Княгиня Ночи, известна тем, что часто во многих сказках посылаешь на помощь попавшему в беду светлячка, змею, ворона, мышь или… хокра, — ненадолго замерев, У-Лон резко обернулся в сторону Юноши Ки-А, заинтересованно изучающего еще какие-то незнакомые предметы на столе. Золотая бровь кузнеца медленно поползла вверх, утягиваемая туда скепсисом, и к хокру, лежащему перед ним, юноша вернулся уже мотая раздосадовано или непонимающе головой. — Вот только беспечных счастливчиков, достойных твоего расположения, ты выбираешь по одной Тебе известным качествам.
Осторожно коснувшись бока хрупкого зверя пальцами, лишенными пока защиты перчаток, и поняв, что зверек дышит, У-Лон, недолго думая, выпрямился, уже держа милого зверя на своей широкой ладони у груди. Мягко улыбаясь, кузнец легко подул на шерстку зверька.
— Не хочется ему меня отсюда вытаскивать… Ха! Напыщенный, ленивый и неблагодарный хряк, которым ничего не руководит, кроме похоти и страха за собственное… кхм, — даже в мыслях У-Лону не хотелось говорить ничего грубого в адрес того, кому этот хокр непосредственно помог, просто из уважения к случившемуся, — но уж тебя-то можно было вытащить. Что в тебе весу-то? И уж в отличие от лжептицы ты – живой,  — снова обратился мысленно кузнец к маленькому подопечному, которого, похоже, даже запахом вкусной еды не разбудить, что уж говорить о выстреле из пушки…
— Хок! Демон ползучий! Что это!? — У-Лон даже вздрогнул, впервые за все это время, что бодрствовал, услышав такой громкий голос незнакомца. И, обернувшись, даже прищурился от яркого света, ударившего в глаза. Свет исходил от каких-то наклоненных над поверхностью стола пластин, перед которыми располагалось подобие сетчатой резной дощечки для создания отпечатка текста на бумаге (о чем Медь хорошо знал, наблюдая за работой своего друга Сун-Суна, родители которого держали целую библиотеку и типографскую мастерскую в столице…). Однако глаза постепенно привыкли к этому свету и, чувствуя, что времени на раздумья нет и что никакой опасности этот свет не представляет, У-Лон, быстрым движением устроив маленького зверя спать где-то у себя за пазухой, чтобы ему было мягко и не беспокоила кольчуга, сделал пару широких шагов в сторону навострившегося, как кот, голубоглазого юнца и, недолго думая, прихватил его тут же затвердевшей ладонью, несколько секунд назад бывшей мягкой постелью для грызуна, за плечо.
— Если кричать и попытаться тыркать в это мечом – дружелюбнее оно, я уверен, не станет! — Медь заговорил звонко, холодно и строго, как разговаривал с подмастерьями на кузне, которые чего-то не понимают с первого раза. А припомнив недавние слова нового знакомого, даже попытался его приструнить, — И вообще. Прежде, чем трогать все подряд, скажи мне для начала, куда отнести твои косточки на тот случай, если с тобой что-то случится! А то учить взялся… — «Зелень голубоглазая», — додумал У-Лон уже про себя, отпуская плечо Юноши и немного отходя от него, тоже приближаясь к столу, на котором стояли две молнии, обрамленные рамками.
Начать кузнец решил с первого попавшегося предмета, и первое, что попалось под руку для осуществления мер предосторожности – стрела, вытащенная из колчана на бедре вместе с еще одной, той самой, наконечник которой обломился, ударившись о голову лжептицы. Обломив наконечник, вторую стрелу кузнец протянул беспечному товарищу, одновременно с этим продемонстрировав: просто ткнул обломанным концом стрелы в лежащий на столе странный предмет, напоминающий ручку от шиловидного инструмента. Нахмурившись, ткнул еще пару раз и затем произнес:
— Если сомневаешься – повтори и четвертый, и пятый раз. Понятно?
У-Лон выглядел сдержанным и даже строгим, но все же на глубине его глаз плескался испуг, постоянный страх и назойливое беспокойство. Все-таки он это делал не по прихоти и не из желания унизить – об этом юнце нужно было позаботиться, раз это требовалось… И кузнец искренне надеялся, что к его совету прислушаются.

— Понятно. Наглядно объясняешь, тут бы и Дитя поняло. Наверное, я вижу перед собой профессора из Государевой Академии? Слушай, перестань корчить из себя человека-знаю-всё, я же вижу, что тебе тоже не по себе. Скажи лучше, у тебя есть предположения, откуда вообще берется этот свет?
Без очередных нравоучений не обошлось, но тем, что стрелу князь все же взял, У-Лон остался доволен. Если он продолжит такими темпами, то в скором времени и вовсе слушаться начнет, думалось кузнецу. Не то чтобы Юноша казался У-Лону назойливым, глупым или надоедливым… в обычной ситуации они наверняка оба – совершенно иные, чем сейчас, люди, куда более спокойные, дружелюбные. Мысли о том, что в более привычной и мягкой обстановке этот Юноша Ки-А наверняка не так уж плох, как друг или закадычный приятель, не оставят У-Лона, по всей видимости, до тех пор, пока он это не проверит.
На последующие вопросы Медь не стал отвечать, обратив, впрочем, свой взгляд на те элементы освещения, которые вызывали вопросы у знатного Юноши. Действительно, даже кузнецу, не раз видавшему металл, светящийся белоснежным светом ярче Ока Ночи на темном небе, когда он в расплавленном виде, не казалось, что свет в этой комнате имеет какие-то очевидные, привычные источники… Но, так или иначе, свет был, вполне комфортный для глаз, посему углубляться в размышления о его происхождении Медь не стал. Были вещи и поважнее…
Опершись на столешницу пальцами и положив другую руку на бедро, У-Лон с ровным взглядом, но внутренним интересом наблюдал, заглядывая аристократу слегка за плечо, как Ки-А крутит в руках странную вещь. Что-то вроде маленькой стопки бумаги, судя по виду и шелесту, но бумаги весьма качественной, какой У-Лон не видел даже в типографской мастерской у приятеля – настолько белой, что чуть ли глаза не режет. Похоже было бы на книгу, если бы не пружина, сделанная из неизвестного У-Лону материала, которая проходила сквозь все листки насквозь и таким образом держала их вместе. И возможность убедиться в том, что сделана эта пружина была действительно не из металла, У-Лону вскоре представилась, когда, обернувшись к нему снова, Н-Ур протянул странную стопку бумаги ему.
— Да уж… — внимательнее осмотрев пружину, связывавшую листки бумаги, У-Лон ловко и осторожно пролистнул в следующую секунду все страницы, удостоверившись, что, действительно, строгим рисунком они исчерчены все до единой, — Славного мастера работа, ничего не могу сказать… или сумасшедшего, — прогудел задумчиво кузнец, отрывая глаза от странной книжицы и поднимая их сначала на Ки-А, а затем опуская, выискав взглядом на его фигуре сумочку с порохом и снарядами. Сделав вывод, что столь легко снаряженным охотник может быть, разве что преследуя добычу в конском седле, У-Лон, не задумываясь, произнес, чуть заметно улыбнувшись:
— Ну что ж, я не думаю, что красть у вора – такой большой грех. Так что, если хочешь, я понесу это для тебя. Чай моя сума твоей побольше, — усмехнулся кузнец мягко, поворачиваясь  к знатному Юноше в профиль и протягивая руку к этому самому «отощавшему короеду», «ручке шиловидного инструмента», что оказалось, на самом деле, самой простой нашей земной шариковой или гелиевой ручкой…
— «Сильно отощавший короед», — мягко усмехнувшись, передразнил У-Лон Юношу Ки-А, наклонившись над этой самой книжицей, разложенной на столе, на одной из страничек которой кузнец начиркал несколько иероглифов, которые означали его имя и дословно переводились как «Раскаленный Добела».
— Я бы назвал это «самопищущим пером». Видишь, как удобно: и тушь не разольется, и разводить ее не надо – она и не нужна! Хотя, интересно, откуда же это перо ее берет… — поначалу на подъеме, а затем и задумчиво говорил У-Лон, беря оба предмета со стола и держа их в руках.
В этот момент он встретился взглядом с князем, услышав так же, как тот вздохнул. Нелегким был этот вздох, и У-Лон не заметил, как сам машинально вздохнул вдогонку. Однако смотреть в глаза этому Юноше в абсолютной тишине было трудно, и У-Лон заговорил тихо, мягко, так, как не разговаривал почти ни с кем.
— Кстати о съедобном. Ты голоден? Пусть я богат лишь солониной, вяленой рыбой, да сухарями, но, если тебя устроит такое угощение – я разделю этот хлеб с тобой. Только не серчай больше, князь. Ты мне уже помог и я просто не хочу оставаться в долгу. Во всяком случае до тех пор, пока мы отсюда не выйдем. И если я говорю что-то – вовсе не потому, что хочу унизить или обидеть, или тем более нарваться на твой клинок или пулю. Уж прости меня, но я прост, что пробка деревянная.
У-Лон говорил искренне. Он понимал, что, возможно, от дела князя отвлекает раздражение, и всеми силами он хотел хотя бы временно усмирить у него это чувство. Тогда, он был уверен, они обязательно найдут и ответы на вопросы, и выход из этого странного, даже жуткого положения…

И пусть У-Лон озабочен своей отстраненностью от Судьбы и мыслями о Поединке больше, чем всякий Юноша своей к ней активной причастностью и фантазиями откровенного содержания – даже при том, что его голова была занята отчасти вышесказанным, он при этом успевал думать о еще множестве важных вещей, и думать весьма серьезно, холодно, расчетливо…
Убирая в один из многочисленных карманов переброшенного через плечо бандольера оба приспособления для записи, У-Лон ненадолго задумался: а нужно ли ему доказательство того, что все это – не сон? Честно говоря, он не был в этом уверен. То, что происходило вокруг сейчас, селило в его сердце страх и смуту, и лишь чудом он оставался сдержан и холоден умом, подобно уже состоявшемуся Мужчине, повидавшему немало. Более того, он даже сохранял здравым и свой бойкий и веселый дух… Возможно, свою роль играет особый темперамент, выращенный на работе с металлом, не терпящим рук размазни, как и добротный, необрезанный и еще не объезженный жеребец. Но в одном У-Лон был уверен: даже если сейчас его любимое дело так или иначе поддерживает его, всю жизнь он вряд ли сможет сохранить сердце таким, какое оно нужно для сотворения мечей, если не постарается поскорее забыть все это... Кроме того, кому он должен доказывать, что пропадал не «где-то там», а попал в беду? Он везет в столицу лекарство, лекарство от страшной болезни, и вряд ли кто-то спросит его, где он был все это время!
Поэтому, скорее всего, большую часть из всего, что они найдут здесь и заберут с тобой, он готов был отдать князю, раз уж тому нужны какие-то доказательства. Игры и жизнь аристократии сложны и запутанны, как золотой узор на шелке: кто знает, может, у него уже есть избранник, будущий официальный партнер, отличающийся чрезмерной ревнивостью, или строгая родня, которая не одобрит пропажи сына без вести на долгое время? Выступить живым свидетелем У-Лон, конечно, согласится, все-таки сердце у него слишком велико, чтобы он поступил иначе, но, с другой стороны, ему отнюдь этого не хотелось бы. Почему? Он и сам не знал – странно было это: в сложившейся ситуации прикрыть новому знакомому спину и разделить с ним последний сухарь – да, пожалуй; но вот если выбраться с ним отсюда живыми, то прикрывать его жо… журло перед родственниками – совершенно точно нет. Пусть поучится не бегать из дома в одиночку и брать с собой уж если не пажа, то хотя бы… да хотя бы псинку? А то ишь, на охоту – да как на прогулку в сад потопал! Ну и увалень. Признаться, У-Лону даже представить себе было тяжело, как с таким недотепой скрестить мечи. Не столько ему, сколько вообще кому-либо! О том, что Ки-А принадлежит к племени военных, У-Лон ведь не знал – хотя для того, чтобы определить это, ему достаточно всего разок осмотреть его клинок. Но даже если он об этом узнает – вряд ли пропитается симпатией более глубокой, чем приятельская…
Мыслей своих, тем не менее, ни вслух, ни взглядом Медь выдавать не стал. Даже лицо осталось таким, как и было, хотя в душе кузнец и усмехнулся – ведь даже если он сильно захочет, все же вряд ли он сможет все это забыть.
— А ты знаешь, что вырезать хорошую, качественную пробку – это большое искусство? Чтобы подходила идеально, не деформировалась, легко вынималась и не пропускала жидкость? Так что насчет простоты… тут не всё так просто! — с очаровательной и веселой улыбкой отозвался князь, на что У-Лон, слегка растянув губы в улыбке, усмехнулся чуть слышно, едва ощутимо поведя плечом, противоположным тому, которого коснулся Ки-А. «Не зря, наверное, знать называют «знатью», — с иронией подумал он, — Она же «все знает»… Ну, за исключением того, что качество пробки в большей степени зависит от дерева. И демона с два меня сможешь задеть ты!». У-Лон поймал себя на мысли, что начинает издеваться и злорадствовать, и попытался остановиться, слегка тряхнув головой. И с чего бы вдруг? Такое ведь случалось с ним до жути редко, он никогда ни над кем не насмехался, даже над уродливыми животными, посмотреть на которых его однажды потащил Сун-Сун, когда они вместе гуляли по ярмарке…
Извинения со стороны Н-Ур были относительно беспочвенны, ведь ничего ужасного не произошло, У-Лон понимал, что они оба испытывают стресс даже сейчас, однако приняты они были, так сказать, заранее. На случай чего.
Князь рассказывал о том, что случилось с ним, интересуясь заодно, из чего сделаны здесь стены, и констатируя, что если уж им будет суждено выйти отсюда, то явно способом, совершенно им незнакомым и непривычным…
— Пусть путь нас ждет, скорее всего, нелегкий, — начал кузнец, отвечая на вопрос о фляге, осматриваясь по сторонам, — Но воды нам, я надеюсь, хватит. Я долго не находил по дороге даже ручейка, но пару дней назад Небо послало в горы дождь. У меня при себе был котелок, так что…
Он похлопал для верности по висящей за поясом фляге, сделанной из добротной кожи и желудка большого зверя, и раздавшимся негромким плеском прокипяченной воды внутри остался вполне доволен. Беспокойство вызывал тот факт, что нигде поблизости и не пахло его вышеназванным котелком, что он брал с собой в дорогу, и это, пожалуй, вызывало даже сожаление... С другой стороны, в данной ситуации он, скорее всего, был бы обузой. Вещей при себе у У-Лона было не так уж много, но все же двойная сума, под которой были свернуты в туго перевязанный поперек рулон и принадлежности для сна под открытым небом, была внушительной. Но унести отсюда еще что-то некрупное У-Лон был готов. Хлюпиком он отнюдь не выглядел, и малость крепковат был даже для нги. И пусть маскулинность у Юноши здесь, на Нги, считается уродством, все же юный Ши-А был не настолько уж мужественен, но, в то же время, сам он считал за благо тот факт, что если уж не похож на большинство юнцов, то, как минимум, просто узнаваем. Это как быть единственной чашкой с маленьким сколом из всего огромного сервиза. Вроде бы, все чашки из сервиза похожи одна на другую, но именно эта – любимая чашка хозяина?
— Ладно, У-Лон, в этой комнате, похоже, выхода нет, надо поискать дальше…
— Жаль, рядом нет моей собаки! — негромко, с нескрываемой тоской и досадой воскликнул У-Лон, сжав руку в кулак и тряхнув им в воздухе, у груди. Брови у него на лице сдвинулись в тоскливой гримасе, глаза закрылись, видя образ мохнатой подруги. В ушах даже загудел ее радостный лай, — Уж кто-кто, а она бы с ее-то носом нашла бы нам дверь в два счета… — «Но я был бы рад даже просто узнать, что она жива и цела. Глупо, наверное думать, что такой пронзительный собачий визг – не предсмертный, но… ах, То-То», — князь направился в ту комнату, из которой они недавно оба вышли, в то время как Добела Раскаленный развернулся, все так же стоя у стола, в другую сторону. Мониторы стоящих на столе моноблоков потухли сами собой, уходя в энергосберегающий режим, однако для У-Лона это означало лишь то, что вернулось более привычное, мягкое освещение пространства вокруг.
Долго грустить и тосковать о То-То Медь не собирался: ведь, чем быстрее они выберутся отсюда с Ки-А, тем раньше у него появится хоть какая-то возможность хотя бы попытаться ее найти, живой или нет, верно? Однако от тяжелых мыслей его отвлек вид еще одного ящика, похожего на те, что стояли на столе, только… разобранного? Сломанного? Разбитого? Просто открытого?
У-Лон опустился перед разоренным сундучком на одно колено, и понял, что представшая перед ним картина сильно напоминает ему то, что он увидел вместо внутренностей у птицы, которую подстрелил в сосновой роще в горах…
Зеленые и красные, синие и желтые пластинки, исчерченные ровными линиями геометрически-правильного, но хаотичного золотистого и черного рисунка. Угольно-черные, странные квадратные таблетки, больше напоминающие маленькие слиточки металлов и сплавов, которые У-Лон и его отец использовали для проверки совместимости металлов и их реакции на травление, их пригодность для гравировки и создания рельефного рисунка. Разноцветные тонкие шнурки, проволочки… даже какие-то бумажки. Твердые мелкие цилиндры, напоминающие простые деревянные пуговицы «колышком». А еще – гвоздики, на шляпках которых зачем-то были сделаны крестовидные или просто поперечные разрезы, а вдоль  – назначение которых, признаться, не знал даже кузнец… Что уж говорить о маленьком черном колесике, изогнутые спицы которого, когда У-Лон толкнул одно из них обломанным концом стрелы, закрутились независимо от обода, прямо как крылья мельницы? Окончательно запутавшись, Ши-А не понимал, как можно в пределах одного маленького ящика совместить работу маленькой мельницы и целое хранилище всех этих непонятных вещей… «И как только это работает? Как может в этот ящик проникать ветер, даже если бы он здесь был, ведь отверстия так малы, что просто воздуха-то едва хватает? Или вода? Но ящик сухой, да и из тех, что светят, ничего не вытекает, даже не шумит, как жидкость… И куда здесь поставить столько свечей, чтобы было так ярко? А, может, здесь где-то заливается жир или масло? Закладывается торф? И опять же, ящик сухой, жиром и не пахнет… Да и что только можно перемолоть на такой мельнице, еще и без валиков? Небо милостивое, что за колдовство? Верно говорил отец: даже самые нелепые сказки, как и невероятные легенды, не берутся из неоткуда: уж не в железном ли доме ведьмы из той сказки мы оказались?» — подумав о железе, У-Лон ненадолго отвлекся, поднимая голову и осматриваясь по сторонам. Теперь слова князя о том, что демон знает, из чего здесь сделаны стены, приобретали для У-Лона особый смысл и особую суть – а ведь, действительно, из чего они? Зная свою нелюбовь к каменным стенам, когда те возводятся в доме без особой нужды, коснувшись стены рукой У-Лон едва ли не вскрикнул от изумления. Металлические на вид, стены были шершавыми, словно кожа, и при этом прохладными, но не холодными, как если бы это был металл.
— То ли радоваться, то ли плакать… — посерьезнев лицом, сурово сдвинув брови, задумчиво пробубнил себе под нос Четвертый Молот, уже точно знающий, что стены здесь не железные, а значит, ничего общего с домом Тысячи Бед, в котором, как известно, живет Ведьма Ш-Рки, это место не имеет. Осознание этого факта, тем не менее, не делало задачу легче или проще – хозяева этого места теперь и У-Лону казались куда страшнее ведьмы, и знакомиться с ними ему не хотелось так же, как и Юноше Ки-А. «И кто еще здесь невежа… Похитили нас, усыпили, притащили неизвестно куда, раздели, а теперь держат взаперти. И появление этого хокра… ты, малыш, должно быть, действительно посланник Девы Ночи. В этих стенах такому, как ты, не прогрызть норку. Неужто ты и впрямь возник из воздуха?» — думая о маленьком спасителе, У-Лон неспешно отнял ладонь от стены и прижал ее к груди, чтобы почувствовать, как там, под одеждой, в тепле дремлет маленькое создание, такое привычное, но, в то же время, такое… мистическое? Нет-нет, не то чтобы У-Лон был так уж суеверен и набожен, но…
— Смотри, У-Лон, какой странный пистолет, — услышав из соседней комнаты, к которой У-Лон все это время не переставал прислушиваться вполуха, кузнец резко поднялся на ноги и, сверкнув в слабом свете парочкой планок памяти компьютера в руках, лежавшими мгновение назад перед разобранным на ремонт моноблоком, убрав их в один из кошелей на поясе, У-Лон широким шагом направился в сторону комнаты, где немного ранее они с новым знакомым нашли свои вещи…
— Глянь, рукоять посередине, дуло короткое и узкое очень, курок странный… а куда же здесь насыпать порох? Или он тут не нужен? И зачем сверху этот прозрачный кусок трубки?
Названную пистолетом вещицу князь уже увлеченно крутил в руках, когда У-Лон возник перед ним в дверях комнаты. На столике лежала обломленная стрела, и кузнец мысленно обрадовался тому, что курс юного исследователя Юноша Ки-А прошел успешно. Однако уже в следующую секунду его внимание полностью занял необычный предмет. Осторожно приняв его из рук аристократа, У-Лон, вслед за предшественником, начал осматривать «пистолет». Однако… делал он это не так, как если бы осматривал огнестрельное оружие, а так, будто в руках у него был пусть замысловатый, подобно орудиям тайных ассасинов Лянчина, но, все же… кинжал?
— Хм… Здесь не нужен порох: для пистолета эта штука слишком легкая, конструкция довольно хлипкая – ее разнесет на куски порохом и отдачей от одного выстрела. Не думаю, что пистолет на один выстрел имеет какой-то смысл, — вынес кузнец вердикт, всматриваясь в весьма узкое «дуло» оружия, постукивая ноготком по твердой трубке, играющей роль своеобразного основания «пистолета». Забыв о том, что своими познаниями в области оружия сверкать не стоило бы, У-Лон продолжил, — Дуло действительно узкое, даже слишком. Думаю, даже самая маленькая пуля – и та не пройдет, даже дродик. По форме это напоминает пистолет, но… я могу ошибаться, но мне кажется, что единственно возможным для этого орудия зарядом может являться только жидкость. Возможно, яд. Но если так – то я понятия не имею, как тогда заносить яд в тело этим орудием – здесь должно где-то крепиться лезвие или клинок, по которому он должен стекать. Хотя бы игла, спица. Ибо кнопка для выпуска яда есть… Но, в то же время, механизм для выпуска жидкости слишком велик, он должен быть в разы меньше и умещаться в рукоять. А трубка… — У-Лон, в конце концов, притормозил со своей лекцией и плавно отвел странный предмет от глаз и от лица, резко прекратив осмотр. — … для вливания яда внутрь, осмелюсь предположить? Хотя, признаться, не имею понятия. Даже на маленький чо-ко-ну* это не похоже.
Несмотря на активный ход мыслей, У-Лон не забыл, зачем собирался придти в эту комнату прямо вслед за Ки-А. И его взгляд, немного тревожный и, в то же время, внимательный и задумчивый, привлек… дверной проем. Чтобы найти и открыть дверь, нужно было хотя бы ее увидеть, даже один раз. И на том месте, где сейчас не было ничего, кроме пустоты, кроме прохода, Медь и видел дверь. Протягивая немного лениво обычный безыгольный инъектор назад Юноше Ки-А, Медь буквально рвался взглядом и пальцами осмотреть косяки прохода. Уже сейчас он заметил глубокие темные ложбинки вдоль ширины проема…

Чо-ко-ну* - китайский многозарядный арбалет. В посте имеется в виду его нгиунглянский вероятный аналог.

Отредактировано У-Лон Ши-А (2016-03-15 20:24:53)

Сегодня в народе еще жива одна простая, но вместе с тем занимательная поговорка. Иногда еще на устах у людей можно услышать такие слова: что-то вроде «вода щелочку найдет» или «вода в дырочку уйдет», или даже «а коль и дырочку не найдет – то паро́чком уйдет», что означает то, что и означает. Что вода, и как общая стихия, и как материальный объект, никогда не останавливается и всегда ищет выход, как в привычном понимании, пытаясь утечь, так и в более скрытном, о котором все знают, но почему-то часто забывают, понятии – просто испарившись паром. В целом, очевидная и понятная, как дважды два, вещь?
Покажется странным, но много поколений назад в семье Ши-А кто-то серьезно задумался над этой поговоркой. И выдвинул в итоге теорию о том, что могучий дух-властелин Великой реки, по совместительству покровительствующий и названному в честь себя и своих владений роду людей, – коими и считаются кузнецы Железного Двора Ши-А, – обладает удивительной колдовской способностью или редким артефактом, что позволяет ему принимать все те обличия, какие способна принимать вода: жидкое, твердое, или газообразное.
Стоит сказать, что именно в таком ключе и был настроен У-Лон: выбраться или выбраться (именно так) отсюда, иного не дано.
— С тобой была собака, У-Лон? Да, она бы нам сейчас пригодилась… Животные прекрасно чуют опасность… и выход. Но за неимением собаки придется искать самим.
— М? — уже прильнув к дверному проему и отчаянно пытаясь всмотреться вглубь щели вдоль его ширины, У-Лон на секунду отвлекся, чтобы повернуть голову к князю и вопросительно взглянуть на него. В это же время рука потянулось к обломанной стреле, — Да, была. Вроде собака, а в то же время не один по пустым горам ходишь. И вроде спишь под открытым небом, но если подойдет близко хищник – ты уже на ногах и во всеоружии. Думаю, благодаря ей, тому, что она предупредила меня, я бы сбежал, если бы не остановился в какой-то момент и не спрятался в зарослях в надежде, что они меня не найдут. Кто же знал, что… «они» меня видят все равно? Еще и, насколько мне позволяет помнить мутная голова… набросили на меня сеть, когда я вытащил меч, — последнее У-Лон проговорил уже несколько хрипло: было ясно, что он напрягает память. Чего уж удивляться, грань между здравым рассуждением и аффектом тонка в момент стресса, верно?
— Надо идти дальше, У-Лон. Вот только куда? — обернувшись через плечо, У-Лон лицезрел картину, на которой князь, подобравшись как-то совершенно необычно, подобно скальной пуме, в следующее мгновение направился, ступая тихо и осторожно, натянувшись, как пружина, подобно коту или волку перед прыжком, в обход помещения склада, идя вдоль ящиков. Инициативу У-Лон оценил по достоинству, допуская вероятность, что сам ищет проход не там, где нужно, однако гораздо больше его внимание привлекла та грация, та пластика, с которой, держась за рукоять меча, обследовал местность на предмет чего-то необычного Юноша Ки-А. Юный Ши-А не знал, как со стороны выглядят его собственные движение, когда он собирается поразить копьем или стрелой кабана, на которого его тоже учили охотиться, но, все же, движения знатного Юноши казались ему… можно даже сказать, что неземными. Или, если немного сузить круг, то как минимум более совершенными, чем просто охотничьи. «Возможно, мне только кажется так, — думал про себя У-Лон, — но ты либо очень хороший охотник, либо… либо и того интереснее…»
Взгляда от Ки-А Медь не мог отвести ровно до тех пор, пока тот не начал приближаться к тому месту, с которого начал. Быстро собравшись с мыслями и вернувшись к начатому делу, У-Лон едва ли не вообразил себя настоящим вором, взламывающим замок на большом сундуке, когда направил стрелу прямиком в темную щель и та негромко заскрипела по чему-то твердому, во что уперлась сломанным концом. Все это время У-Лон сидел перед дверью на корточках, и лишь в последний момент, когда Ки-А снова оказался уже совсем рядом, медленно Юноша выпрямился с той целью, чтобы провести стрелой вдоль расщелины по всей ее длине, от одного угла косяка, граничащего с полом, вплоть до другого. И вдоль своего пути со стрелой в руке У-Лон наткнулся даже на нечто большее, чего ожидал!
— У-Лон, это помещение мне кажется тупиковым… Давай еще раз осмотрим ту комнату. Вряд ли нас принесли сюда сквозь стену, я не замечал за собой таких способностей.
Выслушав князя, навострив слух, У-Лон даже прищурил один глаз, внимательно разглядывая чуть выступающую под наклоном из стены панель, которая располагалась прямо у косяка с правой стороны. Вроде ничего необычного: самая простая дощечка, только на вид будто смазанная черной смолой, и… со светящимися рунами на ее поверхности? Некоторые символы даже были похоже на те, что были начертаны на склянках с непонятными веществами, некоторые из которых У-Лон прихватил с собой.
У кузнеца в мгновение ока мелькнула одна мысль и резко, быстро, подобно резвой лисице, он высунулся в комнату, про которую и говорил князь. В комнате, в которой они оба проснулись, У-Лон рассчитывал найти такую же табличку на стене. Искренне надеясь, что она укажет им на дверь.
Это заняло некоторое время, поскольку вокруг было много незнакомых предметов. Все это время, около минуты, У-Лон молчал. Но когда желанное попалось ему на глаза, он резко вдохнул и двинулся вперед, к той самой стене, которая не была ни чем загорожена: именно здесь, справа, как и ожидалось, Раскаленному Добела и попалась абсолютно такая же табличка со светящимися символами.
— Думаю, ты прав, — подходя к стене, произнес кузнец, тут же находя взглядом углубление в стене, на месте которого и должен быть, если подумать, проход, и подставляя обломанный конец к одному из углов, — Видишь это углубление, князь? Я думаю, это заслонка, здесь должен открываться проход, один в один, как в той комнате, — У-Лон кивнул в сторону склада, из небольшого помещения которого они только что вышли. Вернувшись взглядом к заслонке, которую, и впрямь, на первый взгляд не отличишь от стены, Юноша упал на нее правым плечом. — Давай попробуем убрать ее?
Во взгляде кузнеца читалась надежда на то, что князь не побрезгует тяжелой работой, которая им, похоже, предстоит. Дверь даже не железная, из иного, непонятного материала, возможно, прочнее стали, но У-Лон не оставлял надежды. Попытка, говорят, не пытка?

Ничуть не стесняя себя в выражениях, вполне умеющий ругаться отборной плебейской бранью, мысленно отсчитывая момент толчка вслед за князем, себе под нос У-Лон действительно успел набормотать кучу всякой словесной непотребности. То, что князь согласился помочь, было ожидаемо, но все же приятно. Однако когда запас не столько терпения, сколько выносливости в плече кузнеца, действительно бившегося изо всех сил, иссяк, вслед за Юношей Ки-А, положив на правое плечо ладонь, У-Лон отлип от оставшейся непреклонной, как скала перед ветром, двери, сделав пару шагов назад. Если бы только он знал наперед, что так можно будет открыть дверь, то он не побоялся бы разбить плечо в кровь, однако… однако сейчас он не знал, чего ожидать, но был уверен, что ошибся:
— Бесполезно… Мы не вышибем эту стену собой… Тут нужно что-то другое… — как во взгляде, так и в голосе Юноши Н-Ур У-Лон читал досаду – тот ее, похоже, и не скрывал, она была очевидна и видна, что кровь на молодых щеках. Меди стало даже немного не по себе. Закинув одну руку за голову, почесывая шею под низкой косой, он поспешил отвести взгляд, уставив его в пол, будто виноватый ребенок. Покрутив плечом до негромкого хруста, кузнец заговорил негромко и низко. Вины в его голосе не было, он будто вел риторическую беседу, но извинения приносил искренние:
— Н-да, что-то я, прости, поторопился… Силы-то как раз надо бы поберечь.
Сейчас У-Лон отчасти понял, как смешно, наверное, выглядело это со стороны. Все равно, что наблюдать за двумя кузнечиками, которые вот-вот переломят себе задние лапки в попытках сдвинуть с места камень размером с десятерых таких, как они? С другой стороны, понимая это, причин бояться возникшей боли в плече не было: У-Лон прекрасно владел своим телом и подобное отклонение от нормы после таких, на самом-то деле, скромных по его собственным меркам усилий его удивило, если не напугало слегка, однако в тех условиях, в каких они оказались с князем, ожидать следовало чего угодно…
Когда-то давно, когда У-Лон был еще совсем мальчишкой и его работа на кузне ограничивалась беготней с ведром, наполненным водой или маслом, Отец, старик Он-Ро, научил его, что настоящего Мастера, настоящего Господина Огня и Металла отличает не только наличие ума и подконтрольной ему физической силы, но еще и недюжинная, чистейшая, что ключевая вода, смелость. Казалось бы, что это – то же самое, что научить принципу «без риска нет победы». Однако в семье Ши-А сила – это уже давным-давно тот инструмент, что подчинен разуму всецело, что является неоспоримой, не подвергаемой никаким сомнениям аксиомой – мальчики в семье нынче, наверное, уже рождаются со знанием этого в крови. И третьей стороной во взаимодействии разума и силы древние главы семьи назвали смелость. До тех пор, пока последняя не граничит с безумием, и ее прямое назначение – помогать кузнецу дома Ши-А выражать свою натуру через металл и пламя – то все хорошо, и понимание, что для того, чтобы быть горой, мало быть лишь огромной кучей камней, еще долго будет в сердцах здешних мастеров.
У-Лон тоже был последователем учений предков, и был приверженцем теории, что смелость – это инструмент движения, в то время как ум и сила, даже если они вместе – лишь орудия продвижения. Чтобы продвигаться, пробираться через какие-то тернии, для начала нужно твердо решить для себя, что намереваешься найти за ними, а затем – проявить смелость и шагнуть в них. И дойти до конца. Или, если сказать проще, важно иметь свои убеждения и не бояться им следовать, даже если некоторые из них идут вопреки с общественными. Не бояться экспериментировать и давать достойную реализацию уму в деле. Даже если идея кажется окружающим безумной, но ты, зная, что твой разум чист, видишь в ней смысл – не бойся ничего и никого – просто действуй. Более того, У-Лон выражал себя через огромную веру во все необычное и сверхъестественное. Он верил в существование духов, в возможность путешествия человека во времени и по воздуху, в то, что солнце не вращается вокруг Нги-Унг-Лян, а наоборот, но, самое главное, У-Лон верил, что все на этом свете имеет вполне логичное, приемлемое в понимании объяснение. Даже то, что они оказались здесь с князем, имеет под собой какой-то смысл. Нет, бесспорно, Раскаленному Добела было самому страшно и он безумно хотел выбраться отсюда, но, с другой стороны, несмотря на то, что окружение все же было опасным, он получал наслаждение от того, что видел… Что-то необычное, необыкновенное, удивительное, какого-то несуществующего цвета, какой-то невообразимой формы, непредсказуемого назначения… Пожалуй, не будь бы опасности возвращения хозяев этого места и необходимости вернуться в Тай-Е с лекарством, У-Лон задержался бы здесь куда дольше. «Боятся не самой темноты, а того, что она в себе прячет – по большей части то, что люди сами себе напридумывают», говорят. И юный Ши-А, пусть не ученый муж, а простой породистый плебей, все же был сторонником идеи, что все необъяснимое следует стремиться изучить и понять, а не окрестить демоническими силами. Пусть и сейчас, в данной ситуации, это казалось невыполнимой задачей: все вокруг казалось враждебным, мрачным и гнетущим. Но У-Лон старался справляться со страхом и не давать ему перерасти через рамки дозволенного. Наличие страха – признак смелости и чистоты разума, его отсутствие – явный свидетель безрассудства…
Как ни странно, но именно из-за этого, пожалуй, у У-Лона практически и нет друзей. Ему практически не о чем говорить с окружающими Юношами, никто не разделяет его взгляды и его быстрее сочтут сумасшедшим, нежели разделят с ним увлечения. Не исключено, что к нынешнему времени У-Лон бы уже давно женился, выбрав себе из Юношей наиболее удачную партию, которая сама намеревалась бы проиграть ему, но… не отличающихся силой и умением нежных Юношей, причем одного с юным кузнецом возраста, вокруг было много, да только… все они были похожи для него на стаю голубей. Одинаковые, что капли воды, и тупые, что бревна деревянные. А прожить судьбу мужа и отца безумно одинокого даже в постели с луноликой женой… Даже дураку, наверное, ясно?
Сейчас Медь смотрел на закрытую дверь, четко видя на ее месте абсолютно свободный проход. Ему казалось, что если дверь так тяжела, то она определенно должна открываться очень просто. В голову неожиданно пришла мысль, что городские ворота – это едва ли не самые тяжелые двери во всей столице, прямое назначение которых при наступлении врага уж если не слиться с оборонительными стенами, то, как минимум, стать такими же прочными и неприступными, что сами стены. Но при этом система валиков, колес и цепей делает процесс открытия и закрытия городских врат очень простым и довольно быстрым. Грубая сила, несомненно, требуется, но в значительно меньшей мере, чем это было раньше. А если, по словам князя, здешняя дверь еще и сдвигается в сторону, то у У-Лона были все основания полагать, что это место не так уж далеко от их привычной родины, как могло бы показаться на первый взгляд, хотя это – уже совсем другая тема. Другой вопрос, что делаться это могло… не руками? Ибо визуально Медь не мог заметить ничего, за что можно было бы зацепить пальцы, как если бы они открывали дверь дома.
Взгляд невольно упал на черную табличку со светящимися символами снова. Такие висели возле дверных проемов в обеих комнатах, и это значит, что это не просто дощечка с добрыми словами, какая часто сопровождает основной вход в дом. У этих объектов есть какое-то назначение, и это отдаленно напоминало те самые колеса, рули, рычаги и валики, которые открывали и закрывали тяжелые двери городских врат. А если еще учесть, что светящиеся символы были одинаковыми на одной и на другой дощечке, то мозаика и вовсе складывалась в единую картину.
Выйдя из недолгой задумчивости, обнаружив себя повернувшим голову в сторону комнаты-хранилища, У-Лон довольно быстро вернулся взглядом к препятствию, возле которого князь пытался воплотить ход своих мыслей по его преодолению. И, похоже, безуспешно:
— Демон! — делая плавный шаг вперед, мягко вытягивая вперед руку, к концу следующих слов князя кузнец уже положил ладонь ему на плечо, — Опять не за что зацепиться!
— Правильно мыслишь, князь. Погоди только, хоть ты не торопись. Тот, кто спешит не вовремя, говорят, в итоге теряет только больше времени, — Четвертый Молот мягко потянул Юношу за плечо, стремясь заставить его сделать хотя бы пять-семь шагов назад от двери. С тем, что У-Лон собирался сделать, ему самому было тяжело смириться. Он не исключал, что даже потеряет руки, но, с другой стороны, когда решаешься на отчаянный поступок – лучше не думать о последствиях. К тому же, ну что такого опасного может случиться при открытии двери? Если она вообще откроется тем способом, каким открыть ее задумал кузнец.
— Дай я попробую. И мне будет спокойнее, если ты постоишь тут, — отведя Юношу Ки-А на полных десять шагов от предполагаемой двери, упершись в одно из уже знакомых «лож», все еще держа в руке стрелу, У-Лон, обойдя аристократа, снова подошел к двери, однако на этот раз опустился на колено перед правым косяком, чтобы смоляная табличка со светящимися рунами оказалась у него прямо перед глазами. Коснувшись ее обломанным концом стрелы сначала сбоку, а затем и по поверхности, как можно ближе к уголку, юноша понял, что к прикосновениям она вроде как равнодушна, и то, что казалось ему смолой, на самом деле было чем-то твердым, и напоминало, наверное, даже плиту из оникса, если не стекло с черной подложкой. Заткнув за пояс стрелу, кузнец поднялся на ноги, беря дощечку пальцами с одной стороны и молча, внимательно всматриваясь в руны на ее поверхности. Верящий в магию и колдовство У-Лон предполагал, что это что-то из этой серии. Вот только что конкретно делать с этими символами, он не знал – отнюдь не покрытая пылью, дощечка все же вызвала у кузнеца желание ее коснуться, провести по ней рукой, и едва кузнецу стоило это сделать, как…
Как в одно мгновение комната налилась таким ярким светом, что невольно показалось, будто где-то что-то загорелось. Хотя и для пожара столько света – это, пожалуй, перебор, даже огненная потеха вблизи покажется тусклее в десять раз. Отражаясь от стен из странного материала, свет лез в глаза даже кузнецу, стоявшему спиной к светильникам под потолком. Застыв на месте, не смея оторвать пальцев от ребра дощечки, заслонив глаза рукой, от испуга с негромким грохотом привалившись набитым до этого о дверь плечом к стене, все, что успел У-Лон, это только крикнуть:
— Закрой глаза, Ки-А!
Лишь воля сдержать смятение и страх удерживала Медь от рефлекторного желания треснуть по дощечке кулаком, пробивающийся сквозь растерянность разум нашептывал, что иначе последний шанс выбраться отсюда будет загублен. Неудачный или плохой результат – это в любом случае результат, и то, что при прикосновении к этой дощечке что-то произошло, было чудом, выше которого – только открытие этой проклятой двери! Так и не сумев привыкнуть к свету, на ощупь юноша вернулся в былое положение и коснулся сенсорного экрана еще раз, теперь уже не всей ладонью, а только пальцами. Свет удивительным образом померк, стал таким, как и был прежде, в то время как желание выбраться отсюда как можно скорее ударило У-Лону в голову чуть ли не до звона в ушах. То, что глаза теперь можно открыть, он понял, когда даже из-под закрытых век ушел болезненно-красный свет. Не сдвинув пальцы с установленного на дощечке положения, У-Лон, открывая глаза, засипел себе под нос так, будто зарычал тоном волка, уловившего след раненой добычи:
— Та-а-ак. Это уже что-то. А ну-ка, раскрывай свои секреты до конца, чай демонов тебя пять сотен задери..! — говоря тоном, с каким отчитывал неумелого молодого подмастерья, держа его за ухо, Медь всматривался в поверхность дощечки и, недолго думая, ткнул пальцем в строку символов красного цвета, что находилась ровно под той, на которой он нашел свои пальцы, когда буря света в комнате утихла.
Жужжание, раздавшееся где-то в стене по обе стороны от двери, заставило кузнеца отскочить от дощечки, подобно коту баске, которого чем-то застали врасплох. Схватившись за рукоять клинка на поясе, У-Лон остановился перед Ки-А, приняв, несмотря на смятение, вполне правильную и твердую боевую стойку. Еще мгновение – и он выхватит клинок и бросится в сторону, чтобы запутать противника, но этого не произошло, так как результатом жужжания оказалось то, что… две части шлюзовой двери, перекрывавшие друг друга, попросту разъехались в стороны, утонув в расщелинах в стене. И теперь перед юношами открылся проход, подобно тому, что вел в комнату-хранилище.
Говорить ничего У-Лон не спешил – лишь быстро, подобно ловкой и сильной змее, с негромким шорохом от одежды он скользнул по тени к правой стороне прохода, к которой и прижался спиной. В его руках сверкнуло зеркальце – обычное, словно обрубок, квадратное зеркальце без изысков и излишеств. Таким удобно разводить костер в солнечный день, не тратя при этом запас прочности огнива.
В глубине появившегося… коридора? виднелась еще одна дверь, явно тяжелее той, что им удалось открыть только что. По обе стороны коридора У-Лон видел ряды странных округлых уступов. Здесь было светло и тихо, не было ни души, хотя ожидать можно было чего угодно. В углу у себя за спиной и противоположном Медь со своего ракурса не видел никакой засады, как и видимых признаков ловушки. Зеркалом, при этом, он орудовал умело, против света, стараясь не делать солнечных зайчиков.
В следующее мгновение зеркало пролетело аккурат над дверным проемом, сделав плавную высокую дугу, намереваясь приземлиться в княжеские руки.
— Ну? Видишь что-нибудь? Можем выходить? — мягко глядя на Ки-А, поинтересовался У-Лон тихим, что ветерок, но слышимым для князя, голосом. Минуту назад бившееся, словно горлица в силках, сердце в груди постепенно утихало, возвращаясь в былой спокойный ритм.

Молодой Князь хоть и ворчал про себя, но знай бы он истину – вряд ли бы он не вспомнил старую поговорку, гласившую: «Добрый кузнец любому Юнцу – завсегда третий родитель», которого, очевидно, слушать надо, как родного, если речь идет о деле. Но, ругайся бы Князь даже при новом знакомом вслух – У-Лон и не подумал бы питать неприязни: на все была сила обстоятельств, и сейчас тот факт, что Князь остается в неведении об имени товарища по несчастью, играл на руку самому кузнецу. Одному ему будет проще сделать ноги, если окажется, что «тропа рассчитана на одного». На войне как на войне, и в сражении имя того солдата, который даже сражается с тобой плечом к плечу вот уже несколько минут, все же играет наименьшую роль, если вообще уместно… Уж кому, как не самому Князю, потомственному военному, это понимать, что если товарищ погибнет – лучше всего будет не знать его имени и продолжать бой уже за двоих, с удвоенной силой.
— …Передашь его управляющему Йе-Ра На-Ми, и не опасайся, что тебя примут за убийцу – мои люди знают, что попросить об этом я мог только того, кому доверяю.
На эти слова У-Лон отреагировал с хладностью неприступной и равнодушной хенъерской горы, и та твердость убеждений, сравнимая лишь с основательностью укоренившегося в земле стержня той самой горы, сверкнула серебряным серпом на дне его зеленых глаз, когда Князь обратился к нему и, не пряча глаз, молодой Ши-А смотрел прямо ему в лицо. В голове в мгновение ока пронеслось множество мыслей и догадок, и в первую очередь оправдалось окончательно и без того бывшее сильным подозрение, что Ки-А относится к знатной семье. Фамилия «Н-Ур» вроде как даже снова сверкнула где-то в памяти на мгновение, но сейчас было совсем не до этого…
— До́бре, — безучастно шепнул У-Лон уже ускользнувшему, словно тень, вдоль стены, Ки-А. «Смотри только, не сворачивай себе шею нарочно», — с назиданием стрельнул взглядом кузнец в спину Князю, оставшись, как и было уговорено, на месте, и держа руку на рукояти меча. Обидно будет, если окажется, что Княгиня Ночи помогла дураку, а не Юноше, полному желания и стремления к жизни – У-Лон даже вздохнул глубоко, пока не видит Князь, грудью, чтобы в очередной раз почувствовать, что маленький горный обитатель, пробудивший их, жив и спокойно сопит себе на горячей груди под одеждой. Раскаленный был сейчас ироничен не по характеру, но все же он вернулся к мыслям о том, что не так уж этот Юноша плох… что в лице, что в духе… и меньше всего на свете хотелось бы уйти отсюда лишь с воспоминаниями о нем.
Уловив брошенный Ки-А из коридора жест, молодой Ши-А, не успев даже кивнуть, словно тень осеннего листа на лоне озера, «протек» вдоль стены в сторону выступа, противоположного тому, у которого притаился Князь. Здесь, в коридоре, пространство ощущалось несколько иначе, чем в комнате, и отчего-то У-Лон, в отличие от сотоварища, не переставал ожидать опасности даже с потолка, не говоря уж о стенах…
Несомненно, место само по себе выглядело странным и ауру излучало отнюдь не добрую, а все же стоило признать: гораздо более глупой и бессмысленной смертью оказалась бы гибель в логове полосатого дикого кота или от когтей черного сведолесья*. У-Лону было здесь тоже неуютно, хотелось все же видеть перед глазами привычные за всю жизнь интерьеры, но любопытство кулаками колотило грудь изнутри, и на что только не ложился взгляд – все хотелось потрогать, осмотреть. Юный Ши-А старался подавлять заставлявшее его все это время «ребячиться» любопытство и сохранять тот настрой, что был при пробуждении ото сна, но тот факт, что он был здесь не один, а с вполне вменяемым и крепким товарищем, который, если что – обязательно прикроет спину, лишь раззадоривал уже даже вызывавший растерянность интерес. У-Лон хоть и был суеверен, верил в духов, но все же не настолько, чтобы не замечать очевидного: причастности к похищению Юношей, углубившихся в горы и сошедших с протоптанных дорожек, несчастные злые духи никакой не имеют. И все это время их незаслуженно обвиняли вместо… судя по высоте потолка и размеру всего вокруг, в том числе мебели – великанов. Казалось, что даже под самым легким и низким из их рода у могучего Бойо хребет сложится напополам, как соломинка!
Князь говорил кратко, боясь, что оружейник будет спорить, но у Раскаленного не было никакого желания и никаких причин тратить слова сейчас – знатный Юноша был, по всей видимости, тот еще Голова, вещи говорил вполне разумные, и сейчас, когда закончилась ювелирная работа, выполненная У-Лоном, началась работа стратегии, к которой Ки-А, очевидно, дышал гораздо теплее, нежели простой кузнец. Как ни крути, а кузнец и отрок военного рода в любой ситуации найдут общий язык. Те немногие свободные от соблюдения осторожности и готовности встретиться с опасностью мысли у Серебряной Ленты тем более были заняты беспокойством за других людей. Выбраться отсюда вдвоем живыми, по его мнению, было приоритетной задачей в данный момент, и заглядывать в будущее было еще рановато, но, как ни крути, а даже большое и светлое, смелое сердце молодого «журавля» сжималось от мысли: «Сегодня «они» похищают молодых Юношей в горах, а завтра начнут красть их прямо с широких дорог и городских улиц, среди бела дня уносить людей из их собственных домов? Единожды отведавший человеческой крови зверь уже не может от нее отказаться, он становится людоедом! Беда может постучаться в каждый дом…»
Открывая дверь, механизм которой был по принципу своей работы уже намного ближе простому кшинасцу, толкая ее вперед, У-Лон, первым делом, бесстрашно уставив взгляд в темноту, протянул руку к такой же светящейся дощечке у косяка, с какой уже был знаком по предыдущей комнате. Комната плавно, но неумолимо залилась светом, похожим на свет молнии, что они видели раньше, только уже не ранившим так сильно глаза… И открывшийся взору У-Лона интерьер был полон перегородок и огромных, широких и длинных полок, расположенных на обеих стенах напротив друг друга в несколько даже не симметричном порядке. Напротив двери же взгляд упирался в глухую стену, у которой стоял высокий полукруглый стол. Два ряда полок, разделенных поперек центра комнаты перегородками – на некоторых из них лежало аккуратно сложенное, шерстяное на вид, покрывало, а рядом обязательно была уложена довольно крупная, больше похожая в глазах нгиунглянца на средних размеров мешок с песком, подушка.
«Здесь эти великаны спят?», — ослабляя хватку руки на рукояти меча, опуская голову после взгляда на потолок над дверью, подумал кузнец, вместе с тем решив, как только огляделся, что ни на этих полках, ни под ними и даже под столом нет ничего полезного. «Подумать только, — Юноша положил ладонь на одну из полок по правую руку и пару раз приложил усилия, надавив на нее со всей силы, заодно осматривая углы соприкосновения со стенами и перегородками, — опоры всего две, а кажется, что приколочена на совесть! Ну и дела… Да повесь таких спальных полок второй ярус в каждой нынешней солдатской казарме – можно будет разместить уже целых две Великих кшинасских армии!», — думая об этом с улыбкой, У-Лон наконец развернулся и направился восвояси из комнаты в другую, в которой уже намеревался хозяйничать юный князь.
— Я не вижу ничего опасного в этом помещении, но думаю, что его стоит осмотреть внимательнее, — оказавшись у молодого Н-Ур за спиной с тем выражением на лице, в котором не было никакого беспокойства за комнату напротив, и не став ничего возражать, У-Лон зашел в помещение, из которого доносились едва уловимые, но вкусные амбарные запахи, следом за товарищем, для верности ступая даже чуть боком, чтобы не упускать из поля зрения коридор.
«И ведь имени лекаря ему не скажешь… — думал где-то на задворках сознания про себя У-Лон об одному ему ведомых вещах, стараясь, впрочем, нарочно не доводить строки своих мыслей до точек. — А указать на дом друга… не хочется обвинять Сун-Суна в слабости, но лишние проблемы класть на его плечи у меня нет никакого желания», — сердце кузнеца терзали сомнения. Он понимал, что шкатулка с бесценным лекарством обязательно, даже если ему это будет стоить собственной жизни, должна оказаться в Столице и попасть в руки к нужному лекарю, который знает У-Лона и обязательно выполнит условия сделки, отправив ко двору Ши-А посыльного с драгоценным настоем для госпожи Ши-А. И У-Лон не умеет предсказывать будущее, но что-то удерживало его от идеи указать единственному товарищу на собственный дом. Если он, конечно, погибнет, то значения это не будет иметь никакого, но кузнец надеялся все же выбраться отсюда живым, и вместе с товарищем, а, значит, осторожность все же необходимо соблюдать. «С другой стороны… драться ведь не может, как говорится… а, значит, насильно никак не выбьешь… а информация о клиентах или родственниках не выдается по закону даже в публичных домах…» Как ни крути, а У-Лон тоже был во власти этого великого «если что». Он хорошо отдавал себе в этом отчет, как и видел то, что никого роднее сейчас, чем этот буйноватый Юноша, у него нет.
— Послушай, Ки-А… — кузнец заговорил негромко, проходя еще немного вглубь просторной комнаты. Он смотрел себе под ноги и не горел пока страстным желанием осмотреть открывшийся новый интерьер. Неторопливо прошагав в сторону, У-Лон встал спиной к ряду из трех-четырех шкафчиков, над которыми висел ряд ровно таких же, но немного поменьше, а в углублении между ними стояло множество непонятных пока вещей. Юный Ши-А уперся в скромную кухонную столешницу спиной и скрестил руки на груди, опустив, словно под тяжелой думой, голову, — Я обращусь к тебе, как к доброму человеку, с которым мы оказались в недоброй ситуации вместе, уж неважно, по воле ли Небес или по желанию какой скверны. И попрошу выслушать меня внимательно, — Держа голову опущенной, теперь У-Лон еще и прикрыл глаза. Разыграть трагедию не было его целью, но он тяжело вздохнул и искренне понадеялся, что сумеет воззвать к человеческим началам в сердце у Юноши Ки-А, какой бы он не оказался на деле личностью…
— Ты уже знаком с жестяной шкатулкой, которую я вытащил при тебе еще в той комнате. Из нее сыплется земля и она пахнет сыростью, — говорил отчетливо, не очень громко и быстро, но избегая пауз, словно зная, что так оно и есть. — Так вот. Я хочу, чтобы в случае, не нуждающемся в произнесении лишний раз, если он меня коснется, ты выполнил мою просьбу: во что бы то ни стало, доставь эту коробку в Столицу Тай-Е, ко двору лекаря Абпа-Шна Лун-Ли. Попроси Их открыть шкатулку, и объяснять тебе Им ничего не понадобится. Скажи Им о «сделке с Серебряной Прядью», что это – моя последняя воля, и спроси, где эта «Серебряная Прядь» жила. Там, куда они укажут, ты найдешь мою благодарность. После – как можно скорее ступай во Дворец. Я уверен: Государь знает о пропажах людей в горах и ищет причину. Нужно все рассказать, а доказательств предостаточно, — с последними словами Добела Раскаленный, чуть приоткрыв глаза, кивнул на странной конструкции пистолет, который держал при себе на поясе Ки-А. Он замолчал.
Закончив говорить, У-Лон опустил с груди руки и, наконец, выпрямился. Он знал, что весть о его гибели дойдет по устам людей до Железного Двора быстрее, чем Ки-А двинется в его направлении от дома лекаря, и знал, что даже за такую печальную весточку о его судьбе старик Он-Ро поблагодарит Юношу так, как всегда благодарит кузнецкий род. За лекарство для жены, для других людей, каким бы эффективным или неэффективным оно не оказалось, за то, что начатое сыном дело сделано, Первый Молот одарит князя таким дивным клинком, какого нет на поясе у самого Государя! Это У-Лон знал наверняка и отчего-то ему совсем не жаль было отдавать труд всей своей недолгой пока жизни, «Лян-Ги», этому Юноше в случае своего исчезновения. Сердце словно шептало: храбрый дух, воинственный лик и глаза могучего, благородного белого полосатого кота будто выдают не просто знатного Юношу, а представителя военной знати. Если что и случится с самим У-Лоном – у не совсем законченного, но уже на многое способного «маленького Лян-Ги» будет достойный хозяин, который найдет ему и место, и применение… Хотя важнее всего, несомненно, была необходимость доложить обо всем увиденном Его Величеству. Уж если этому человеку хватило смелости и сил изменить текущий ход дворцовых брачно-боевых дел, о чем давно уже знает вся страна, а так же не допустить войны с Лянчином, то и с этой напастью рано или поздно мудрая Кши-На под его руководством разберется.
Не ожидая в ответ ничего необычного, кузнец сфокусировал взгляд и сознание на том, что сейчас окружало Юношей. Переступая на ноги и меняя точку опоры, кузнец не заметил, как, отдаляясь от угла шкафчика, задел плечом лука, переброшенного на спину за тетиву, что-то со стола. Помещения здесь явно не были рассчитаны на вооруженного до зубов (хоть и невеликого в сравнении с землянином роста) человека-нги, а посему задетый предмет чуть ли не с веселым свистом полетел на пол! И всего через полсекунды раздался казавшийся оглушительным в здешней почти могильной тишине лязг ударившегося об пол стекла! У-Лон только и успел, что несколько раз измениться в цвете лица, перебрав все оттенки капусты, от белого, до зеленого и красного, да схватиться за рукоять меча и даже вытащить его на треть, отскочив, как мангуст от пасти кобры, в сторону.
— Гух! — гукнул он грудью, совершенно, кажется, не замечая князя, заправляя клинок обратно в ножны и приходя в себя, — Нечистая сила. Стекло, а не разбилось, — осмотревшись по сторонам и взглянув на дверь, но не уловив никаких признаков надвигающейся на шум опасности, вернувшись к шкафчикам, У-Лон медленно опустился над источником беспокойства на колени. И обнаружил что-то, похожее на алхимическую пробирку, только сделанную из толстого стекла и весьма при этом аккуратную. Баночка имела на горлышке какое-то черное, из непонятного, но уже знакомого кузнецу материала (резины) кольцо, к которому весьма точно подходила и отскочившая чуть в сторону стеклянная крышка. Внутри баночки оставался измельченный порошок цвета жженой умбры, который, несмотря на падение баночки и потерю крышки, даже не высыпался наружу.
— Хм-м-м… — задумчиво протянул У-Лон, поднеся к носу зажатую меж указательным и большим пальцем крошечную щепотку порошка. — Специи! Ничего опасного, — закрывая крышечку и выпрямляясь, бодро заключил кузнец, возвращая злополучную баночку на место.

*сведолес, сведолесье – вымышленный мною нгиунглянский аналог медведя (сведущ-о-лесе).

Отредактировано У-Лон Ши-А (2016-04-26 22:33:52)

Заметив краем глаза, с какой настороженностью после небольшого переполоха вглядывался в дверной проем и вслушивался в окружение Князь, кузнец поддержал его идею, тоже оглянувшись за спину сначала себе, а затем заглянув и за спину товарищу. Пальцы слегка сжались в готовности схватиться за веер, спрятанный под одеждой где-то на груди, но никакой видимой опасности вокруг не возникло. Однако стоило У-Лону вернуть взгляд в исходное положение, как он едва ли не нос к носу столкнулся со своим новым знакомым, который не упустил возможности вновь прочесть небольшое нравоучение.
— … Хорошо, если это действительно специи… А если это снотворный порошок?
В ответ на что оружейник лишь искренне усмехнулся, пусть и в мыслях. Все-таки поймать его этим великанам удалось отнюдь не с помощью «снотворного порошка», тем более столь мизерного его количества, а лишь с помощью силы, если уж не сказать обмана и какого черного колдовства. У-Лон, пусть без подробностей, но знал, как был пойман Ки-А, однако сам говорить о том, как попал сюда собственной персоной, не спешил, да и не хотел пока. Снаружи кузнец остался невозмутим, и в ответ на замечания благородного Юноши лишь флегматично изобразил деревянного болванчика, кивающего головой, про себя уже не в первый раз окрестив нового знакомого откровенным занудой, несмотря на положительные и сильные стороны, которые видел в нем. Немного подумав, Медь и вовсе решил оставить работу по сованию носа в разные места своему товарищу, в шутку для себя решив, что тот так упорно занудствует лишь из ревности к этому делу.
Ничего не ответив, лишь недовольно хмыкнув и поправив лук, переброшенный через плечо за тетиву, вновь взявшись за свою обломанную стрелу, Раскаленный намеревался продолжить изучение окружающей обстановки, избегая смотреть в голубые глаза Ки-А – ни то от нежелания, ни то от смущения. И первым, на что упал отвлеченный взгляд, оказался широкий и высокий стол, и на нем – как уже говорилось ранее, что-то похожее на небольшой, вытянутый брусок черного, покрытого лаком дерева, весьма аккуратно инкрустированного чем-то вроде бусинок или… кнопок?
«Знаешь дом Лун-Ли, говоришь?  — удостоверившись с помощью обломанной стрелы в неопасности объекта интереса, и протягивая к нему руку, думал У-Лон, — Всю жизнь я посещаю порог дома этого умелого лекаря, но ни разу не встречал там никого, похожего на тебя. Хотя, с другой стороны, о чем я думаю? Знать не ходит к лекарям сама».
В унисон своим размышлениям Юноша лишь пожал плечами, начав неторопливо и осторожно вертеть замысловатый предмет неизвестного назначения в руках. Он казался легче, чем мог бы быть, будь бы он и впрямь выполнен из дерева, однако подобному явлению юный Ши-А не удивлялся – здесь его уже вообще вряд ли что-то удивит. За спиной слышалась увлеченная возня, и лишь самую малость ведя ухом, Медь старался быть внимательным. Место было интересным, но незнакомым, и держаться вместе было жизненной необходимостью – кто знает, что здесь может быть столь же опасным, сколь сами великаны? У-Лон в очередной раз пожалел о том, что рядом нет его собаки.
— Отдам лекарю в своем доме…
«Лекарь в доме!?  — осознав услышанное, Юный У-Лон даже ненадолго замер, вперившись взглядом куда-то в столешницу сквозь предмет, находившийся в руках. Мгновение спустя он даже чуть не обернулся, было собираясь перевести изумрудный взор на приятеля, но тут же отвел глаза и остановил поворот головы. — Собственный лекарь в доме… ну надо же! А ты, оказывается, уж и впрямь из воинского рода! Только воинские кланы, отнюдь не бесславные и не бедные содержат лекарей у себя в домах, да семьи Всегда Господ и дома высоких вельмож. Ты не похож ни на сына чванливого мандарина, ни на капризного отпрыска толстомясой свиньи. И ведь фамилия твоя и правда знаменита… вот только не могу вспомнить, где же слышал о ней…»
Не то чтобы У-Лон цеплялся к мелочам, просто его собственный опыт и жизненные наблюдения, а так же уроки родного отца научили определять основные и часто используемые боевые стили владельца меча лишь при взгляде на клинок. Как следствие, многое из обыденного и не редко встречающегося и даже похожего в семьях военных и их быту было Младшему Молоту известно. И наличие собственного целителя в доме – это далеко не только роскошь и честь, но для военного клана – еще и жизненная необходимость и серьезный фронт работ. У-Лон прекрасно понимал, что все дело в том, что видимые глазу раны и кровотечения не лечатся никакими молитвами – военные понимают это, как никто другие, и поэтому их семьи и государево военное ведомство, как правило, чаще и больше других финансируют целителей и ученых мужей, занимающихся созданием и изучением средств, действие которых направлено на заживление открытых ран и повреждений костей. Священники часто называют военных людей богохульниками только за то, что те не верят в способность молитвы укрыть родину от врага, но, с другой стороны сам порой излишне суеверный У-Лон был на их стороне и знал: лишь собственными силами можно защитить что-то и отстоять. И там, где не поможет грубая сила, нужно в первую очередь действовать умом. Этому военные учат своих детей едва ли не в первую очередь, и лишь благодаря этому кшинасская армия считается Великой – благодаря хитрости и изобретательности ее полководцев.
Так или иначе, догадки юного Ши-А были верны, однако от размышлений на этот счет его отвлек сам предмет мыслей, снова нашедший что-то интересное, но непонятное…
— Как думаешь, что это может быть? — услышав вопрос и развернувшись, встретившись с прекрасным Князем взглядом всего на мгновение, Юноша тут же наклонил голову и стал внимательно изучать предмет в руках благородного Н-Ур. Первым, что бросилось в глаза, было обилие надсечек, сделанных вдоль странной, похожей на стеклянную ложбинке, расположенной на странной формы кувшине сбоку. Далее, когда форма уже стала понятна самому У-Лону, внимание привлек объект на ручке, похожий ни то на рычажок, ни то на замочек. Рука сама собой потянулась потрогать, и едва стоило слегка надавить пальцами на начавшую послушно углубляться кнопку, как с негромким, но несколько неожиданным щелчком, заставившим даже кузнеца дернуться, кувшин как-то самостоятельно откинул крышку. Через пару секунд У-Лон положил ладонь под дно кувшина и пару раз качнул его, пока его держал благородный Князь.
— Оэ… Не-ет, для металла он слишком легкий. А похоже и впрямь на кувшин с маленьким замочком. Крышка не теряется, и вручную ее не откроешь, по всей видимости. Хм! — У-Лон прижал указательный палец свободной руки к подбородку – в другой он неизменно держал тот странный черный брусок с разноцветными бусинами, — Как странно… С тем же успехом, если боишься потерять что-то, крышку можно было бы просто привязать к ручке ниткой, ибо от вливания яда в вино или чок в таком сосуде замок на крышке не спасет, с таким-то широким носиком. Кстати, а это что? — протянув руку, У-Лон ткнул несколько раз в этот самый носик, почувствовав, что ему препятствует что-то шершавое, будто кошачий язык или натянутая с безумной силой льняная ткань. Это была обычная фильтрующая сеточка, имеющаяся в носике каждого электрического чайника, но человеку-нги не было знакомо ни первое, ни второе понятие…
— Чудаки эти великаны, — не поднимая глаз от диковинной вещицы и не следя за товарищем, У-Лон слегка покачал головой в стороны и усмехнулся, позволив на своих губах просиять широкой веселой улыбке.

Сравнение У-Лона с годовалым любопытным жеребенком… Пожалуй, оно вполне подойдет, если только вместо обычного кшинасского боевого жеребчика представить себе Бойо, когда он был еще коньком. Натура такого зверя должна соответствовать характеру и духу хозяина. И, если подумать, то такому жеребенку и впрямь нет причин запрещать проявлять любопытство (ведь сейчас этот конь-гора наверняка бродит в одиночестве у подножия гор, и отбивается успешно не только от котов и волков, но и от нечистых на руку людей, замечающих пасущегося без хозяина доброго коня и решающих его себе прикарманить)…
Чем и продолжил занимался У-Лон, заметив, что интерес к лишенному особого смысла предмету у товарища тоже пропадает. Князь несколько секунд еще повозился, и даже пробормотал себе что-то под нос, но кузнец оставил это без внимания, опустив глаза на свои руки, крутившие странного вида головоломку.
Пальцы уже как несколько секунд чесались попробовать отковырнуть странного вида бусины с начертанными на них непонятными символами с поверхности бруска, но в то же время внимание привлекла щель на обратной его стороне, которую У-Лон тут же предпринял попытку сдвинуть ногтем, которая в целом успехом так и не увенчалась. Крышечка отсека для батареек телевизионного пульта пальцам кузнеца пока не поддалась, но от дальнейшего изучения предмета Раскаленного отвлек странный, довольно неприятный звук, раздавшийся за спиной.
Обычный пластиковый термостойкий стаканчик в руках неумелого кшинасца скрипел и скрежетал вплоть до тех пор, пока тот не сообразил, что сильно сжимать его в руках не стоит. Наблюдая за этим со стороны, У-Лон тоже отметил про себя необычность этого предмета, и повернулся в профиль, когда взгляд плавно перешел на ящик, утыканный непонятными кнопками… «Совсем как в первой комнате, только… поменьше?», — отметил он про себя, вновь медленно вернувшись взглядом к бруску с бусинами у себя в руках, лишь краем глаза уловив происходящее возле кофемашины. Странная штуковина, она не переставала сеять в душе у Меди сомнения, но, в то же время, уж если Князю можно тыкать кнопки (как он успел заметить мгновение назад, когда тот приводил в действие странный агрегат), а в прошлый раз такое тыкание открыло перед ними дверь, то… почему бы не попробовать уже избитый способ сейчас? Это ведь было интересно!
— Только не вздумай это трогать, У-Лон! — едва стоило это произнести Князю, как палец У-Лона уже довольно резво вдавливал одну из кнопок на пульте у кузнеца в руках.
В первую секунду ничего не произошло, но вот уже в следующую… наверное, не трудно догадаться, что за мысль мелькнула в голове у ремесленника, когда за спиной у него из ничего возник сначала яркий свет, а затем понеслась абсолютно непонятная, смешанная с тихой, странного рода мелодией чужая речь, совершенно не похожая ни на один из языков, существующих здесь, на Нги.
И едва стоило Юноше обернуться, как он стал белее стены государева дворца, когда на него с экрана обычного плоского телевизора уставилась пара огромных, несоразмерно больших глаз на фоне еще более огромного, уродливого… лица? У-Лон не успел его хорошо рассмотреть, когда всем его телом овладела та же сила, какая овладевала и раньше, когда он впервые столкнулся со своими похитителями, но он успел уловить тот факт, что эта… кошмарная рожа была по самый нос и щеки, относительно похожие на человеческие, объята копной лохматой, свалявшейся и грязной черно-серой шерсти.
Сердце, признаться, стучало со скоростью птичьего у Юноши сейчас в глотке, в то время как вся душа одним молниеносным движением утекла в ноги, взвинтив пружины так, что через стол юный Ши-А перепрыгивал с такой скоростью и грацией, что сравнить его можно было только с полосатым диким большим котом в прыжке на его добычу.
Опустив глаза куда-то в точку приземления и падая за стол на пол на одно колено, У-Лон быстро схватил одной рукой свой лук, сдернув его с плеча, в то время как другая его рука утонула за краем висевшего на поясе колчана, в котором, стучась друг о друга, гремели смертоносные стрелы. У-Лон не издал ни звука в ответ на доносившуюся ему в спину тарабарщину. Он был хорошим охотником, которого готовили к охоте не только на мирных зверей, вроде оленя или куропатки, но еще и на опасных, быстро бегающих, в охоте на которых каждая секунда может стоить жизни самому охотнику.
— Пригнись!! — возопил У-Лон в сторону мелькнувшей перед глазами тени, предположительно Ки-А, и едва стоило ей исчезнуть из поля зрения кузнеца между его натянутым мощным луком и целью – в сторону из ниоткуда появившегося противника полетела стрела…

Отредактировано У-Лон Ши-А (2016-05-25 01:53:20)

…и попала точно в цель, прямо меж глаз незадачливому демону. Вслед за этим раздался грохот от выстрела из ружья, и уже исчезающему в окне демону досталось совсем здорово, да до такой степени, что близлежащее пространство тот от боли, с истошным скрежетом обплевал искрами, которые, впрочем, не вызвали огня и тут же погасли. Сам демон исчез, вокруг все затихло, но У-Лон уже держал лук наизготове со следующей стрелой: сердце у него в груди не переставало биться в том ритме, с каким колотится у горлицы, попавшей в силки – ему казалось, что с чем-то подобным он уже очень знаком и ничего хорошего случившееся не сулит.
Товарищ рядом перезаряжал ружье и смотрел в сторону двери, наблюдая за коридором, У-Лон же напрягал зрение и старался увидеть хотя бы одну, маленькую капельку крови, которая должна бы показаться на фоне жуткой дыры, оставленной после разорвавшегося патрона и вонзившейся в странное окно чуть больше, чем наполовину, стрелы. И отсутствие каких либо признаков наличия или хотя бы остатков крови настораживало кузнеца еще больше, вплоть до риска, что седых волос у него станет вскоре еще больше.
— Он может быть за этой стеной, У-Лон, нужно быть настороже. И выбираться отсюда, — бормотал рядом настороженно товарищ, и У-Лон поддерживал его предложение всем своим нутром.
— Бежать надо отсюда, друг Ки-А. Бежать со всех ног. Поверь мне на слово: когда я последний раз подбил что-то, не имеющее крови и плоти – я попал сюда! — У-Лон подскочил на ноги и попятился вперед спиной в сторону выхода из комнаты, кивая товарищу, чтобы тот смотрел вперед, в коридор, а сам намекая, что прикроет спину. И действительно, оказавшись уже на пороге, У-Лон еще несколько раз обошел взглядом помещение, повертев несколько раз свой торс, замеревший вместе с руками в позе готовности выстрелить в любую, даже неожиданно появляющуюся цель.
«Да еще это твое ружье… Никогда я не любил это оружие. Лук работает бесшумно, а с твоей этой… их может явиться ровно в два раза больше, чем мне кажется», — проклинал мысленно весь огнестрельный род оружия и ружье товарища в частности кузнец, покидая, наконец, комнату, и оказываясь в коридоре. Впереди оставалось еще две двери уже в привычном понимании, расположенные друг напротив друга, а на стене между ними расположилась щель, обведенная алой рамкой, больше выдававшая на этом месте дверь, схожую с той, какая была в первой комнате.
Будучи вполне собранным, хоть и испытывая естественный страх, У-Лон, прижавшись спиной к выступу у стены, осмотрелся по сторонам. И, увидев товарища, кивнул ему на дверь слева, в следующую секунду метнувшись к двери справа. Все-таки прежде, чем начинать искать выход отсюда, У-Лон хотел убедиться, что хотя бы со спины на них никто и ничего не налетит.