...И ставит, и ставит им градусники!.. − на этой неожиданно всплывшей из глубин изрядно обновленной и дополненной памяти стихотворной строке Рауль Ам проснулся, глубоко вздохнув и щурясь – солнечные лучи из окна не только заливали подушку с накрахмаленной наволочкой, заставляя её прямо-таки сиять, но ещё и тепло поглаживали, почти щекотали лоб, щеки, шею.
Блонди поневоле улыбнулся слегка – он и не представлял, насколько счастливо – совсем чуть-чуть сдвигая голову и щурясь сильнее. Не то чтобы ему так уж прямо мешало чересчур яркое освещение в его крохотной комнате при врачебном кабинете, (ставшей особенно крохотной после того, как в ней поселился он – баскетбольного роста, как здесь говорили, доктор), просто приятно было вот так, глядя на прямоугольные кусочки неба непередаваемо ласковой голубизны сквозь радужно-лучистую дымку полусомкнутых золотистых ресниц, поваляться в нежной истоме раннего солнечного утра в постели, пусть и не столь широкой и роскошной, как в его апартаментах в Эосе, но чистой, пахнущей ещё утюгом со вчерашнего вечера.
Даже у людей, если они пребывают в нормальном физическом состоянии, биологические часы обычно работают без серьезных сбоев, что уж говорить про элитаров! Адаптация у всей наблюдаемой группы прошла легко, что не могло не радовать, к местному времени и распорядку привыкли уже через сутки, так что Ам ежеутренне открывал глаза за десять минут до того, как сонный и зябко ёжившийся мальчик-горнист трубил зорю. Традиция лишь сперва показалась нелепой и забавной, очень скоро Рауль отдал ей должное – с такой музыкальной стимуляцией подъём человеческим детям давался определенно легче. Что до взрослых... и не совсем людей, иные собратья сперва немного поворчали – именно на то, что их пытаются приравнять к животным, у которых вырабатывается условный рефлекс, а не на то, конечно, что вставать приходится ни свет, ни заря, дзинкотаев этим не удивишь.
Кто рано встает, тому бог подает, − вспомнилась ещё одна из недавно загруженных в сознание здешних мудростей, и глава департамента генетического контроля Амои приподнялся на локте, откинув простыню. Хлопотливая пожилая женщина с удручающе явным лишним весом и в косынке, вместо андроида выполняющая в его корпусе функции обслуживающего персонала, на днях непозволительно долго настаивала на том, чтоб он взял одеяло – ночи-де прохладные, а доктор спит под простыней. При ответе на второе предложение «чего потеплее», виртуозно совмещённым с сетованием, арктически похолодел голос по-прежнему вежливого главного врача лагеря «Лесная сказка», отчего санитарка испуганно смолкла, и, засуетившись пуще прежнего, закончила смену постельного белья в его комнатушке значительно быстрее установленных нормативов. Садясь и вспоминая об этом, Рауль слегка усмехнулся. Дощатый пол показался его босым ступням приятно шелковистым и совсем не холодным – видимо, его тоже успело нагреть солнцем.
День обещает быть жарким! – Ам тряхнул головой, чувствуя, как длинная медово-золотая грива заскользила по спине, с удовольствием зевнул, прикрывая рот тыльной стороной кисти, отвёл чёлку за ухо, положил ладони на затылок и от души потянулся, разводя локти и прогибаясь.
Юпитер, как же хорошо!.. − с этой мыслью он и взмыл с постели. Заправить её можно и позже, после умывания. И что-нибудь на себя надеть – тоже, здесь нагота, даже прекрасная, ещё считается неприличной. – Рауль снова усмехнулся, так, босиком, и шлёпая к раковине.

Отредактировано Рауль Ам (2015-07-22 12:44:35)

Умывайся, если хочешь быть здоров, − призывала местная бодрая песенка, которую Рауль недавно услышал по радио в одно из утр, далеко не такое доброе, как сегодня, а дождливое и прохладное: видимо, для воодушевления полусонных пионеров и вожатых директор лагеря выставил на подоконник транзисторный радиоприёмник в громоздком корпусе со смешными деревянными вставками, включив максимальную громкость. Ирония того, как вовремя сошел тогда со ступенек крыльца товарищ Ам под слова «позабыв про докторов», судя по всему, не дошла только до самого директора, (зато голенастые дети в подмоченных накрапывающим дождиком шеренгах смешливо зафыркали и захрюкали, перебирая голыми ногами в пупырышках), равно как и насмешливый смысл следующего лозунга «водой холодной об-ливайся, ес-ли-хо-чешь-быть-здо-ров!»; оно и понятно – ему-то, директору, в кабинете было очень даже тепло и сухо.
Однако сейчас песенка про безусловно полезную не только детским организмам процедуру закаливания совершенно ненатужно, и весьма даже к месту и ко времени, мурлыкалась отлично выспавшимся «бразильским комсомольцем», босиком шлёпавшим к умывальнику, перемежаясь совсем уж странными бормотаниями чего-то вроде «пурум-пум-пум». Блонди понимал, что осмысленность этих звукосочетаний сильно не превышала внезапный и оглушительный в утренней тиши лай прикормленной поваром мелкой собачонки Жульки, и ему даже стало стыдно… немножко, однако он не только не заткнулся, но ещё и добавил к «пум-пурум» не менее бессмысленное «тарам-пам-пам». Определённо, здешняя благодать и благорастворение воздỳхов незаметно, и что особенно ужасно, приятно разъедали врождённую самодисциплину дзинкотаев. Что ж дальше-то будет? – следовало бы озаботиться главному нейрокорректору Амои, временно (временно!) назначенному на должность главного врача пионерлагеря… но он не озаботился. Он сейчас не мог – хоть сама Юпитер перед ним сей момент явись – не перестал бы Рауль мечтательно и лукаво улыбаться: он умываться шёл, водные процедуры принимать, подавая пример местным и радуя себя. Само предвкушение того, как прохладная водичка обласкает особенно золотистую в свете утра, будто сияющую кожу, как защекочут сбегающие по груди и спине шаловливые капли в этот тёплый, немного даже томный, как само это радостно-нежное утро, момент не только не огорчало, но радовало и по-настоящему бодрило.
Рауль снова тряхнул головой, запустил пальцы в пряди цвета мёда, отводя чёлку со лба, успел подумать, что, вообще-то, дефилировать голышом мимо завешенных только тончайшим тюлем окон малость неосмотрительно, и… всё. Дальше он подумать не успел, падал потому что. Среагировать на секунду позже, чем необходимо – это для блонди очень, очень плохо. Конечно, попытайся сбить с ног Ама, пусть даже неожиданно, человек, лежать бы рисковому парню в стеночке лопатками и затылком, может, и со сломанной шеей, да только платину-соколика, как почему-то сразу обозвала Фалка та самая толстая нянечка, обычным человеком можно было бы назвать только в качестве оскорбления. И всё равно… поворачивая голову, чтобы увидеть не только приземлившиеся рядом с ней шлёпанцы, но и лицо помощника, Рауль вздохнул, ибо мысли, настигшие биотехнолога в лежачем уже положении, не обрадовали. Красивые брови озабоченно сошлись: похоже, вывод об успешной адаптации дзинкотаев был сделан преждевременно… а то и того хуже – снижение скорости реакций говорило о наступающем износе организма, и тогда отпуск для Ама становился прощальным праздником жизни. 
− Ничего страшного, я не ушибся. Но, любезный Бло, − не повышая голоса, крайне проникновенно произнёс главврач, напрягая шею и глядя прямо в глаза цвета светлой стали, − не могли бы Вы …сменить позу. Она смотрится несколько… двусмысленно в свете здешнего солнца и в виду местных воззрений на норму поведения.

Отредактировано Рауль Ам (2015-07-22 20:32:37)

Тон товарища Ама действие возымел правильное: платина завозился, приподнялся, и малоприличное, несомненно, неприемлемое в советском обществе, особенно на возможном виду юных пионеров и сознательных, активных комсомольцев положение из двух… нет, не пальцев, а дзинкотаев расплелось – старательно, но не без труда. Стесняться своей буквальной обнажённости перед Бло даже не пришло Раулю в голову, если что и вызывало у него неловкость, то здравое вполне и не имеющее ничего общего со стыдливостью соображение насчет того, что если вдруг, несмотря на ранний, доподъёмный час и вроде как по этой причине безлюдье их с Фалком кто-нибудь сейчас увидит в окно, проходя по дорожке мимо лазарета – неприятностей, или, как здесь говорили, мороки не оберёшься.
А оно нам надо?
Рауль дождался, когда заместитель поднимется (с него), приподнялся на локте, сел, подогнув ноги, и, как правильно предположил Бло, совершенно проигнорировав протянутую для опоры руку помощника, даже не взглянув в её сторону, встал, все эти действия слив в одно движение – непрерывное, плавное. И вот тут уже администрации лагеря следовало бы поблагодарить все высшие силы (в которые верить не полагалось правильным гражданам страны победившего социализма), что этого никто не видел, а то опять же – не обраться бы мороки с вопросами, шепотками и странными идеями в детских головёнках. Потому что люди так не встают, даже гимнасты, акробаты и шаолиньские монахи из фильмов с Брюсом Ли, которые недавно начали показывать в открытых кое-где видеосалонах. Да и не напоминал ничем доктор Рауль Ам этого шустрого, жилистого и убойно харизматичного китайца; куда больше он походил на Терминатора, возникшего из клочьев тумана в заброшенном-загаженном переулочке в занюханном американском городишке. Аллюзия была полнейшей – разве что встающее совершенное тело, при засасывающем взгляде на которое у зрительниц сердце сладко падало куда-то вниз, могло похвастаться золотыми волосами, коим и принцесса бы любая позавидовала, не то что Т-100, а ещё его не окружала темнота и синеватые прирученные молнии не хлестали по асфальту. Ах, да, и еще сильно не хватало музычки, имитирующей громовые раскаты. Что поделать, антураж случился несколько другим, идилличным – облачка, солнышко лесное… в краях уральских. И всё равно, неизвестно, как насчёт мотоцикла, но одежда амойскому терминатору точно не помешала бы, жаль ни одного байкера поблизости не водилось, а брать за горло платину (хотя искушение было сильным) − какой смысл? Не шорты же с него взять? А майка не спасет, она главврачу в аккурат до пупа.
Вот что с ним делать прикажете, а? – Рауль снова кротко вздохнул. – Завлаб, называется, советник главного нейрокорректора планеты, а лепечет, как провинившийся школьник, тьфу! – хотелось плюнуть в сердцах, но Ам сдержался.
− Куда Вам идти? – спросил он с остатками досады в голосе. – Подайте мне простыню, что ли. Устроили тут, понимаете ли, борьбу амойских мальчиков. 
На самом деле, конечно, биотехнолог не сердился уже – его гнев изгонялся из сознания мгновенно – а просто истово играл роль, предложенную ситуацией, и следовал принятым здесь поведенческим стереотипам. Будто в подтверждение того, что он всё делает правильно, на площадке между корпусами звонко пропела труба.

Отредактировано Рауль Ам (2015-07-23 23:28:56)

Надо сказать, что Терра, или, как по-простому называли эту планету местные, Земля, только с виду была голубой и безобидной планетой. Еще на подлете, глядя в иллюминатор на мееееедленно, но наплывающую на корабль колыбель человечества, Бома ощутил какое-то странное, малознакомое ему чувство. От него было волнительно и томительно, блонди как-то по-детски ждал некоего чуда и одновременно испытывал желание его испытать, познать и вкусить, и нерешительность сродни "а может, ну его нафиг". Это ожидание было сравнимо с тем томлением, которое испытывают дети, когда ползут в новогоднее утро под елку за подарками. Вдруг дед Мороз их еще не положил и наваляет за спешку? С виду вроде бы всё знакомо и просто, понятно, как дважды два.
Но не тут-то было.
Те шаблоны, которые еще остались целыми после хлебосольной встречи сборной белокурых лосяр-вожатых в русской глубинке, Хью старался удержать обеими руками. Иногда в буквальном смысле. Ему, как самому плечистому и мускулистому, а самое главное, самому старшему на вид, досталась роль обычного физрука. Вроде бы задача проста: в короткие сроки привести маленьких землян в физически потребную форму, генетически дефектных укрепить, как это они называют "профилактической лечебной физкультурой". И Хью согласно задолбленному в кору головного мозга принципу "делай всё по максимуму" никак не мог взять в толк, почему эти маленькие земляне настолько слабы, что не могут даже километра пробежать или проплыть. А самое главное, куда смотрит служба генетического контроля?!
Нет, мозгом он всё понимал. Он знал, что есть в природе дети, что они маленькие и слабые, но привыкший к подавляющему количеству взрослого населения на родной планете, первое время блонди пребывал в непроходящем шоке от количества людей, растущих естественными для природы темпами и в естественных условиях, безо всяких там инкубаторов и прочих ухищрений. И искал с ними контакт, как будто бы со сверхъестественными существами, ибо, привыкшие к свободному проявлению эмоций, дети поперву очень боялись огромного серьезного дяди. И не подозревали, что дядя и сам их побаивается.
Всё же, когда Хьюберту удалось понять, что за эмоции его не набьют и Рауль не побежит вязать руки, приговаривая "попался, голубчик, вот я тебя сейчас усажу на волшебный стул", то дела тут же пошли на лад. И Хью это нравилось. Нравилось жить и наслаждаться жизнью, этими писклявыми маленькими человечками, даже играть с ними нравилось. Он быстро понял, что маленькие люди чище и искреннее больших, взрослых, и что их мир намного богаче мира взрослых, испорченных нажитым опытом. Дают они охотнее, берут легче, а самое главное, не ищут в поступках и действиях скрытых смыслов и подоплек. В общем, солдат немного оттаял и размягчился.
Правда, приходилось бдить и опасаться женщин, ибо, как гласила история, женщина в любом возрасте коварна. От внимания девиц всех возрастов укрыться было негде, и это слегка омрачало беззаботный "отпуск". Правда, спасали положение и другие братцы, ибо амойская красота землянам была в диковинку, и лосяры все как проклятые обреченно влачили бремя местных секс-символов. Передвигаться по территории приходилось нечасто, быстро и с невозмутимо-доброжелательным видом.
В общем, Хью знал, в какие кусты дети не полезут. И маршрут передвижения по лагерю составил с учетом всех возможных труднопролазных для детей мест. Но утро у него по-прежнему начиналось в пять, и к тому времени, как лагерь просыпался и полчаса сонный бродил по душевым и туалетам, Хью уже ждал на спортплощадке, свежий, румяный и сбегавший свои десять километров "разминки". Лосяр-вожатых он тоже ждал. Главным образом, для обсуждения впечатлений и составления плана на день.

Отредактировано Хьюберт Бома (2015-07-30 22:17:57)

«Эврика!» - мог бы воскликнуть Фалк, если бы учился в земной школе когда-нибудь, потому что он сейчас понял, о чем думает любой земной подчиненный, находясь  под  «разносом» шефа и согласно кивая на каждую фразу начальника. А думает он о чем-то своем. Вот и Бло, поняв, что отпускать его товарищ Ам не собирается, разрешил своим мыслям течь по одним им ведомым тропкам и весям.
- Красиво завернулся в простыню шеф, ничего не скажешь, как будто каждый день проделывал подобные операции. Ноги торчат, правда, хоть и идеальные, но они несколько меняют античные пропорции и это явно портит величественный облик патриция, ибо на тогу не тянет, а хитоны покороче носили совсем другие сословия… нда. Не смей улыбаться, Фалк! – это уже себе, поскольку губы так и норовили разъехаться в легкой усмешке. Но Бло выдержал насмешливый прищур Рауля, которым тот окинул его с головы до ног, со спокойствием римского гладиатора, идущего на смерть.
- Шеф считает, что мне не нужно переодеваться?  А вот тут он ошибся, крепко ошибся и придется его «обломать», - Фалк даже записывал за своим соседом подобные «словечки» и уже мог похвастаться парой страниц текста. Но он это сделает тогда, когда шеф будет в состоянии услышать, что ему говорят, хотя информация уже была произнесена, но Рауль, увлекшись определенной им для себя ролью, приобрел и свойство токующего глухаря – ничего не слышать и не замечать вокруг себя. Да, эта планета сюрпризов, похоже, только начала раскрывать свои тайны, а что будет потом… Дальше Фалк и представлять  не стал, потому что, глядя в спину Раулю, шествующему к раковине, вдруг вспомнил, кого же шеф сейчас ему напоминает. А напоминал он неизвестно как туда попавшую, но гордо красующуюся в красном углу кабинета начальника лагеря гипсовую статую древнеримской богини правосудия  Юстиции, вот только меча и весов не хватает, а глаза товарищ Ам и сам закрыл, старательно плеская на лицо водой из-под крана. Хорошо, что стоял Фалк за спиной шефа, а то бы тот точно увидел дрогнувшие все же в усмешке уголки губ помощника. И тогда уж точно не отвертеться бы Фалку от расправы, ибо «товарищ дохтур», как звала его в разговоре с аппетитной подавальщицей из столовой всё та же местная нянечка, только с виду был мягким и терпеливым, а внутри… Уж Фалк то знал своего шефа! «Товарищ  дохтур», который по словам нянечки, нашептываемым в ухо подавальщицы, «человек видный и со всех сторон положительный, профессию вот имеет уважаемую, ему бы только хозяйку хорошую, а то ведь одинокий совсем, волосы вот отрастил, а детишек-то любит…» Дальше разговор между двумя женщинами сводился обычно к перечислению достоинств племянниц, племянниц племянниц и прочих родственниц по женской линии обеих беседующих. Причем к единому мнению, кто же из перечисленных «хозяюшек» больше всего подходит «дохтуру» они так никогда и не приходили. Так вот, этот мягкий «товарищ дохтур» мог уничтожить всего несколькими фразами и интонацией любого, когда хотел.
Но, похоже, умывание прохладной водой окончательно вернуло в душу Рауля Ама спокойствие и благостное расположение к помощнику, а зря, «обломать» шефа Фалку всё равно придется. Поэтому, безразлично выслушав предложение обождать, Бло, уже пару секунд разглядывающий кусты за окном, совершенно спокойно произнес:
- Рауль, я сказал, что должен быть на линейке в форме, - последнее слово он выделил сейчас интонацией, - а это значит, что я обязан одеть определенный уставом лагеря вид одежды, в котором должен находиться вожатый дежурного отряда. А мой отряд сегодня дежурный, но одежда, которая сейчас на мне, никак не соответствует понятию «форма», которая находится в моей комнате. Если я не явлюсь сейчас в форме, то получу нагоняй от начальника лагеря, а Вы, как старший группы бразильских комсомольцев, в свою очередь получите от него замечание. Я еще успею переодеться, если уйду прямо сейчас, Вы знаете мои способности.  Могу, - Фалк опять выделил слово интонацией, - я идти, господин Ам?

Взошедшее терранское солнце светило в один глаз, заставляя жмуриться. Разумеется, острой опасности для дзинкотайской сетчатки оно не представляло, но зачем же вешать на свое совершенное тело лишние нагрузки без особой на то необходимости? Вот Гриффит и жмурил один глаз, взором другого устремившись в далёкие дали. В сторону родной планеты. В надежде даже отсюда попробовать понять, издевается ли таким образом над своими сыновьями Юпитер или в её стройный компьютерный код таки закралась маааленькая ошибочка. По-другому объяснить всё то, что происходило с элитарами конкретно здесь и сейчас, у Уоллеса не получалось.
  Впрочем, сколько бы он ни занимал аналитическую машину в своей голове всеми этими размышлениями, практической пользы от этого всего всё равно не было. Раньше озвученного срока верхушка Амой всё равно с этой отсталой планетки не улетит и положение их не поменяется. Хотя надо отдать должное, положение было ещё весьма удачным! Было бы много хуже, если бы дзинкотаев отправили на завод или на стройку. Тут-то, в месте отдыха, они хотя бы были на привилегированном положении иностранных комсомольцев. Причем ключевое слово здесь было «иностранных», потому воспитатели, замполит и администрация зорко следили за тем, чтобы аборигены гостей не особо мучили. За что Гриффит им был безмерно благодарен, каждому в отдельности и всем сразу.
  Ооо, в местных реалиях он уже разбирался не многим хуже среднестатистического советского гражданина. Специализация обязывает, из-за чего глава департамента разведки начинает разнюхивать всё, что только можно, на автомате, не спрашиваясь у логики и сознания. В ход, как обычно, шло что только возможно: газеты, радио, телевидение, расспросы местных, подслушивание, подсматривание, как лично, так и благодаря своему профессиональному оборудованию. Разумеется, оно было при Уоллесе. Снять его можно только с трупа, а если в искусственном теле теплится хоть искорка жизни, то отнять его у хозяина не представляется возможным.
  Да, шпионить элитар продолжал даже здесь. А чем ещё-то заниматься? Если только фотографиями, то куда девать всё остальное свободное время? Идей на этот счёт у блонди не оказалось, потому он с легким сердцем занялся тем, для чего был создан. Таким образом фотограф, прибывший с остальными бразильскими баскетболистами в «Лесную сказку», знал жизнь лагеря, наверное, даже лучше, чем главная местная сплетница, повариха баба Шура. Кто к кому под покровом летней ночи на свидания бегает; кто тащит спирт, керосин, бензин и туалетную бумагу; кто по ночам устраивает игры в карты (на деньги, между прочим!); кто водит из близлежащей деревушки девиц, чтобы показывать им фильмы на диковинном телевизоре с видеоплеером; а кто превышает свои полномочия. И много чего ещё. Зачем всё это амойскому контрразведчику, он затруднился бы ответить, даже если бы у него возникло такое желание… но оно не возникало, потому Уоллес продолжал бессовестно шпионить за всеми и каждым.
  Опираясь на штатив своей камеры и мусоля во рту какую-то травинку (перенимать поведенческие модели аборигенов – первый безусловный рефлекс разведчика), блонди с длинной косой светлых волос через плечо возвышался своими двумя с лишним метрами роста над площадкой для построений, ожидая, собственно, то самое утреннее построение. Зачем на каждом должен присутствовать фотограф, совершенный ум так и не смог понять, но логично-не логично, а подчиняться здешним порядкам приходится. Надо ещё сказать спасибо за то, что Гриффит – всего лишь фотограф, а не, например, вожатый. Он, привыкший, что его вышколенные подчинённые беспрекословно выполняют любое шевеление мизинца своего начальника, просто не представлял, как справился бы с оравой неуправляемых существ, называемых детьми, не сломав при этом ни одному из них психики. Так что по сравнению с тем, что досталось, например, тому же платине Рауля, утреннее бдение на построении и работа для лагероной пионерской газеты выглядели сущей забавой.

Ну что же, Фалк прекрасно понял, каким наказанием решил ограничиться шеф, за неимением ничего лучшего. Он решил оставить времени на переодевание помощнику в обрез, причем этот «обрез» аналитический ум Рауля Ама со всеми своими тремястами с лишним единицами IQ высчитал с точностью до миллисекунды. Поэтому Бло имел несомненное удовольствие наблюдать неспешное облачение товарища «дохтура» поочередно в плавки (вот педант!), шортики (видел бы себя главный нейрокорректор Амой со стороны!), рубашку (ну да, а дежурный вожатый должен был в майке до пупа явиться). Показательное завязывание шейного платка, именуемого здесь галстуком, Фалк тоже должен был лицезреть в деталях. Похоже, шеф вошел во вкус воспитательной экзекуции (так, надо покопаться в собственной памяти, что там было вложено про средневековую терранскую инквизицию?), даже сандалии застегнул, прежде чем наконец-то соизволил сухо отпустить помощника:
- Могите, идите.
Причем тон и выражение лица товарища Ама ясно и недвусмысленно указывали на истинный смысл этих слов: «И попробуй только опоздать на построение!..»
Бло не стал сейчас думать, что бы мог сделать с ним шеф в противном случае, потому что теперь все ресурсы его собственного аналитического ума были заняты решением одной задачи – абсолютно минимизировать время нахождения в пути отдельного дзинкотая из пункта А в пункт Б с обязательным посещением пункта В.
Поэтому Фалк сорвался с места, как гепард, почуявший добычу – он слил в одно плавно-непрерывное движение подбирание с пола майки, сандалий, огибание шефа (занимавшего немаленький процент от объема комнатки) и вылетел за дверь, кажется, быстрее звука собственного голоса:
- Слушаю и повинуюсь, господин Ам!
Если бы сейчас кто-то увидел Бло со стороны – погорела бы вся команда «бразильских комсомольцев», потому что таких скоростей и четко рассчитанных движений на Терре не могло быть в принципе. Но, по счастью, наблюдать это было некому.
Фалк влетел в дверь соседней комнаты, на ходу освобождаясь от коротких шорт (находясь уже внутри комнаты, конечно), четко рассчитал минимально возможные перемещения по одеванию на себя синих форменных коротких штанов до колена, белой рубашки (с неизменными пуговицами, рагон их…), белых носков и закрытых кроссовок, повязыванию на шею красного платка, именуемого галстуком, может быть, не столь изящно, зато в несколько раз быстрее шефа. Сунул в карман пресловутую повязку дежурного и, прихватывая свою гриву в хвост на ходу, нет, на лету резинкой, точно выверенным прыжком «вышел» в окно, мгновенно рассчитав, что сэкономит уйму времени на перемещение по коридору, холлу и спускание с крыльца. Даже успел подумать в полете, что скоро так разучится ходить через терранские двери и еще подумал, что шефа точно не должно быть снаружи на его пути, ибо он еще слышал его движение за стенкой комнаты (да уж, прочность и звукоизоляция строений тут явно никуда не годились!)
Фалк мягко приземлился прямо на дорожку возле крыльца, не прерывая равномерного и поступательного движения своего полета, метнулся к центральной поляне, сокращая путь через кусты и на ходу умудрившись надеть себе на руку повязку дежурного (правда, для этого пришлось использовать амойские технологии по завязыванию узлов). И успел как раз вовремя, тут же влившись в разноголосую толпу на поляне, здороваясь с остальными вожатыми, кивая Гриффиту, маячившему тут же со своей камерой, махая рукой Боме, выглядевшему, как всегда, бодро, принципиально не замечая откровенных взглядов девиц всех возрастов и делая вид, что подгоняет опаздывающих на построение.
Так что, когда на дорожке, ведущей к поляне, появился золотоволосый главврач собственной персоной, дежурный вожатый приветствовал его лучезарной улыбкой и негромкой фразой, сказанной по-амойски, но кто из окружающих это знал? Вполне могло сойти и за португальский.
- Доброе утро, господин Ам! Надеюсь, Вы всем довольны?
Горнист протрубил начало построения, людской муравейник зашевелился интенсивнее, растекаясь по ровным шеренгам, начальник лагеря возник на поляне, готовясь, как всегда, произнести краткий перечень намеченных на сегодня мероприятий – очередной день в оздоровительном лагере начался.

Отредактировано Фалк Бло (2015-08-22 00:40:57)

Приближение детей было слышно издалека. Сначала едва уловимый гул становился все отчетливее, все громче, будто на площадку надвигалась тихо рокочущая лавина. Вот в ее отдаленном рокоте стали различимы голоса, писки и смех, потом послышалось шелестение, очень быстро оформившееся в топот сотен ног, и наконец из-за здания главного корпуса высыпала орда, визжащая, прыгающая и дерущаяся на ходу, неумолимо наползающая на поляну для построений, как волна цунами. Блонди очень хотелось тоскливо вздохнуть и возвести, как это тут называется, очи горе, предчувствуя очередной, полный кошмаров день, но тратить последние драгоценные секунды покоя на такую глупость было верхом идиотизма, на который и последний монгрел не был бы способен. Вместо этого Гриффит обмотал свою косу вокруг шеи (бывали уже случаи, когда особо ретивые мелкие пакостники ухитрялись допрыгнуть до его высоты, чтобы дернуть дзинкотая за блондинистый хвост) и взвалил камеру на плечо (ее тоже каждый норовил потрогать, покрутить оптику, поковырять кнопочки и попытаться отломать себе что-то на память). Больше он ничего не успел, и волна цунами наконец ударилась об него и обтекла его, как каменный утес в море.
  Чувствовал себя Уоллес в это время, опять же, примерно так. Только сила элитара позволила ему устоять на ногах, в то время как самые мелкие и неуправляемые человеческие детеныши врезались в него на полном ходу, не рассчитав траектории движения; как особо впечатлительные и деятельные девицы из старших отрядов, напевая какой-то «american boy», щипали его за все, до чего могли дотянуться, норовили шлепнуть по какому-нибудь месту или просто прижаться; как парни из тех же отрядов, находящиеся в глухом игноре у половины местных девушек на фоне красавцев-«бразильцев», которых хоть сейчас на обложку журнала, не упускали возможности приложиться к нему хоть куда-нибудь кулаком.
  В общем, когда наводнение схлынуло, глава департамента разведки представлял из себя куда более жалкое зрелище, чем даже пять минут назад. Оправив уже измятую по подолу футболку и отряхнув уже чем-то сухим припорошенные брюки, блонди проводил недовольным прищуром орду пионеров и бросил взгляд на воспитателей и работников лагеря, приближающихся уже гораздо спокойнее, а некоторые - и почтеннее. Девушки-вожатые и штатная медсестра так слепили в сторону каждого элитара улыбками, что Гриффит только тоскливо вспоминал пэтов, которым можно тихо-мирно приказать, если что-то не устраивает, в отличие от этих терранок, с которыми приходится играть по местным правилам. Еще бы знать их, эти правила, а то даже мужская часть аборигенов в любом, более-менее продолжительном разговоре, обязательно поднимает тему под кодовым заголовком «хрен их разберешь, этих баб, че им на самом деле надо». А танагурцам вот разбирайся…
  Все же кое-какую стратегию Двенадцатый консул для себя выработал, и в ответ на странное таращенье и косоглазие женщин только чуть-чуть улыбался и здоровался крайне нейтрально. С мужчинами он здоровался уже более расслабленно и свободно, но все равно его тонкий слух ловил истеричные смешки и перешептывания девиц на тему чьей-то скромности.
  Наконец на горизонте возник маленький и лысоватый начальник лагеря, и медленно шевелящиеся шеренги начали изображать примерность и воспитанность. Уоллес облегченно перевел дух, вернул камеру на штатив и откинул свою многострадальную косу за спину. Мимо начали проходить элиты, каждому блонди кивал и желал на родном языке доброго утра.
   О том, какое испытание ждет их сегодня, он, усилием воли, старался не думать.

Изумрудная поистине в зелени своей травка по обочинам дорожки взблёскивала бриллиантиками росы – интереснейшего природного явления, которого на Амои не увидишь, (хотя, вроде бы, все условия к оседанию сконденсированной влаги на населённых территориях планеты имелись), радовала Рауля каждое солнечное утро. Красиво. Вроде ничего особенного – дикая полевая травка, сорная, считай, якобы газон даже не успели еще выкосить, но красиво. Неспешно приближаясь к центральной поляне, по принципу «начальство не опаздывает, это все прочие приходят раньше», товарищ доктор вежливо поздоровался с пыхтящим директором лагеря, не перегоняя его, напротив, замедляясь из деликатности, пропустив вперёд, ибо в одном шаге дзинкотая помещалось два-три семенящих шажка лысоватого полного человечка. Директору, может, и надо было торопиться, а врачу-то куда и зачем? Пока все детишечки добегут, да пока вдосталь натолкаются, гомоня, пихаясь локтями, пинаясь, меняясь местами, пересмеиваясь и норовя дернуть девчонок за косички-хвостики, сдёрнуть друг у друга пилотки с вихрастых голов, Ам тридцать раз дойдёт до своего вечного места на линейке, ещё и наскучаться успеет, стоя надзирающим локационным столбом. Потому именно, приотстав, блонди
с преогромнейшим и почти нескрываемым удовольствием пронаблюдал, как стихийное бедствие под названием «толпа детей и подростков разного пола и возраста» нахлынула на собрата с фотокамерой и обтекла его, нанося и причиняя. Но доблестный разведчик держался стойко, хотя опосля вид имел потрёпанный.
Что-то это биотехехнологу напомнило… и он даже практически сразу вычислил, что: несколько дней назад вечером самых маленьких усадили перед допотопным громоздким телевизором с выпуклым экраном, пообещав показать нечто под названием «мультики». Нейрокорректор всея Амои тогда отметил, что слово это произвело с человеческими детёнышами действие почти волшебное – сперва вызвав бурную реакцию в виде прыжков на месте и не на месте, радостной бестолковой беготни, воплей с повторением загадочного обещания, а потом – молниеносного рассаживания на потёртом ковре без обычной толкотни и замиранием в самых причудливых позах, когда экран замерцал, разворачивая яркие движущиеся картинки. Сказать честно, это блаженное оцепенение настигло и Рауля. Несколько раз, наблюдая за нарисованными зверьми и людьми, он ловил себя на том, что пришлось закрывать рот – зрелище явно имело суггестивный эффект, что, впрочем, имело разумную подоплёку – ненавязчиво успокоить возбудимую детскую психику иногда необходимо, для её же сохранности (просто диво, как она вообще выдерживает такие сверхмощные нагрузки, какие эти дети запросто проживают каждый день – от горьких слёз до бурного «бесячества» − порой в течении очень короткого времени). Так вот, среди прочих мультипликационных миниатюр Ам и увидел историю про циркового льва, которая называлась «Каникулы Бонифация». Уоллес сейчас очень напоминал того самого элегантного льва в полосатом купальном костюме и с зонтиком – на него точно так же накинулась орава ребятишек, правда негроидных и погребла под собой. Но Бонифацию хоть бы что… он остался, как говорилось в следующем мультфильме «потрёпанный, но непобеждённый», и амойский разведчик выстоял. Физически, а вот духом и рассудком… тут Рауль усомнился что-то, услышав приветствие на родном языке – так демаскироваться?.. Нелааааадно что-то в датском королевстве…
И Фалк туда же! – губы сухо кивнувшего помощнику в ответ главноамойского нейрокорректора сердито поджались: – Они сговорились, что ли? Неужели не понимают - есть шанс, что кто-то эрудированный не в меру, поймёт: здороваются-то «бразильцы» отнюдь не на государственнопринятом языке страны, где много-много диких обезьян?! И что тогда такому эрудиту свистеть в уши, какую лапшу на них вешать? Про язык диких племён Амазонии, да?! Или про арго небольшой группы умотавших в заокеанские тёплые края староверов, потомки которых не только по-русски говорят чистенько, но и абракадабру противуугнетательскую придумали? Где элитский интеллект, куда его дели! – если б возмущение можно было увидеть, у спешившего занять место в строю товарища Ама пар бы из ушей шёл. – Уж на что у саласовского подопечного соображалка слабее (по определению), но и то просёк фишку, на местном языке поздоровался.
− Заринский, да, − доктор поравнялся с невиданным доселе чудом в дредах, внутренне отгоняя назойливо закрутившуюся в мозгу недавно услышанную на вечерних посиделках у костра жалостливую песенку с необычайно прилипчивой мелодией – «Я начал жизнь в трущобах горо-о-одских, и добрых слов я не слыхал…», − Очень приятно, врач, очень приятно! – Рауль схватил и энергично потряс худую длиннопалую лапку. – Когда ласкали Вы детей своих… о, извините! В смысле – Вы вожатый в седьмом отряде? Сочувствую. Вы, увидав меня, не прячьте взгляд, ведь Вы ни в чём, ни в чём не ви-но-ват.
В седьмом отряде собрались хулиганы и дети педагогически запущенные, и еле-еле директор, фанат советской педагогики, смог объяснить нейрокоректорам суть метода Макаренко. Надо ли говорить, что пытливый ум амойского гения следил за этим экспериментом с неусыпным вниманием и прицелом внедрить его в Кересе?
Однако сейчас его привлекло кое-что другое – явление народу Маркуса в сапогах, телогрейке и чёрной флотской фуражке с золотым гербом над лаковым козырьком. Митрич именовал этот головной убор «мичманка» и, приходя на кухню, примащивал на стенной вешалке повыше, чтоб ребятня не достала… но от маркусовых загребущих ручек это завхозову драгоценность не уберегло. А Джейда – от живописности вида, который венчала солидная такая, заслуженная корзина в руке.
− Маркус, душа моя, − деликатно кашлянул доктор Ам, − Если тебе холодно, зайди ко мне, я дам аспирину… ватник в июне – это признак ду… серьёзного расстройства здоровья. Думаю, тебе не стоит идти сегодня на экскурсию… или куда ты собрался с лукошком? На экскурсию в лес, видимо?

Отредактировано Рауль Ам (2015-09-07 20:36:39)

Бравурная мелодия, немного хрипло выплюнутая из динамиков, висевших на двух столбах по бокам от утоптанного места, где расположился начальник лагеря («главнюк», как ворчал иногда сосед платины по комнате, когда думал, что его никто не слышит… ага, счаз! – чтобы Фалк Бло, да не услышал?), готовый вдохновенно вещать собравшимся, что им надлежит делать (хотя собравшиеся были об этом осведомлены получше самого командующего), так вот, эта мелодия, называемая гимном лагеря, давала платине то необходимое время для наблюдения за своими сокамер… согрупниками по уникальному отдыху, чтобы оценить их собственные стрессоустойчивость и моральный дух (опять же местное понятие). И сделать предварительные выводы – всё ли в порядке в амойском, ну если не королевстве, то уж передовом отряде точно.
Эти выводы Фалка весьма радовали – элита, она и в пионерском лагере конца терранского ХХ-го столетия элита. Держались амойцы хорошо – хоть и выглядели, как говорилось в одной детской познавательной видеозаписи с воспитательным уклоном, состоящей почему-то из рисованных статичных картинок, прокручиваемых с определенной скоростью, «слегка ощипанными, но непобежденными».
Бло пробежался взглядом по лицам дзинкотаев, благо искать их в толпе было совершенно незачем – возвышались они, как сигнальные вышки над гомонящей толпой, отметил боевой дух, спрятанный глубоко на дне глаз элитов, поставил мысленно галочку против пункта «моральное состояние проверено» (а что, никто не отменял его собственные нейрокорректорские обязанности следить за вменяемостью прибывших «бразильских комсомольцев», да). Может, чуть дольше задержался взглядом на Маркусе, в ватнике и с корзинкой, да заметил внимание к нему шефа и решил, что интерес двух нейрокорректоров даже персоне счетовода будет чересчур, так что отвлекся от него, сосредоточившись, кстати, на самом главвраче.
Господин Ам, ах, простите, товарищ Ам, конечно же, был явно чем-то скрыто недоволен – уж зам-то знал своего начальника и «читал» его прекрасно, вне зависимости от того в каком окружающем мире они находились. Насчет недовольства - так чувства были вполне обоюдными – Фалк искренне считал, что вот незачем было сегодня так над ним «мудровать» (словечко соседа), и выжимать из него супер-элитные скорости, а потом воротить нос от приветствия, сказанного на амойском языке, хотя Бло со стопроцентной гарантией просчитал, что кроме идеальных ушей Рауля, его слова больше никуда не попадут… Кстати, может предложить ему тоже с утречка, да по росе, да до озера? Эх, не пойдет ведь, «идеальный блонди»… Фалк аж прижмурился с сожалением.
Да, вживается в образ шеф, очень натурально вживается, ничего не скажешь… Не пришлось бы только потом с корнями вырывать… ну да до такого вряд ли дойдет, всё же… Хотя вот это стремление Ама привести в приемлемый вид (опять же по элитным меркам) и так гиперактивных человеческих детенышей, его заместителя немного тревожило – уж больно самозабвенно шеф за это дело взялся… Ну ладно еще, окрестную флору перепахал вдоль и поперек – так он и смешную местную валюту у Фалка безапелляционно экспроприировал со словами: «Вам это, любезный Бло, без надобности, Вы и так на полном обеспечении находитесь, а мне для дела!» - и растворился с ней в направлении соседней деревни… Нет, платине не жалко было этих бумажек, на что их и обменять-то тут можно, он не представлял, но сам факт…
От патриотических размышлений (в амойском смысле, конечно) Фалка отвлекло некое движение позади его собственного отряда – Бло чуть повернул голову, изучая картину боковым зрением – его коллега, вторая вожатая отряда номер шесть, Елена, цепко, но брезгливо держала за руку, чуть повыше локтя, пионера из их же отряда… да, Никиту Алексеевича Усова (что стоило элиту с ходу запомнить весь лагерь по именам? Дали бы биографии почитать – и их бы запомнил), и что-то довольно неприязненно ему внушала. Вид парня слегка поразил – Фалк, кажется, такого даже в Кересе не видел…
Бло мягко сменил дислокацию собственного организма, вроде незаметно (ну да, так хотелось думать – но попробуй сделать это незаметно, когда за тобой следят столько земных глаз, причем половина, девичьи, с восторгом, а другая половина, юношеские, с явной неприязнью), и возник рядом с заинтересовавшей его парочкой. Оценил с одного взгляда жуткий, по всем меркам, и по местным и по амойским, вид подопечного и негромко осведомился у Елены:
- Коллега, помощь требуется? Давайте, я отведу его в медпункт – кажется, молодому человеку явно нужна помощь, - и не дожидаясь ответа, сразу перехватил парня стальным захватом за другое плечо. Нет, синяков тренированные пальцы платины не оставят, он прекрасно мог контролировать работу собственных мышц и рассчитать необходимое давление. Только вот вырваться из такого захвата было невозможно, уж человеческому детенышу – однозначно.
Вожатая тут же с радостью выпустила свой трофей, брезгливо отряхивая руку, лучезарно улыбнулась Фалку, выражая этим одновременно и благодарность, и согласие, и поспешила отойти.
Бло вперил взгляд в шефа, дождался, когда тот обратит на него внимание, указал глазами на парня рядом с собой и перевел их в сторону корпуса с кабинетом главврача, мол, требуется срочная помощь.
- Пойдем, дружок, выясним, откуда ты такой… колоритный взялся, - платина говорил это просто для проформы, легко ведя подростка по направлению к корпусу и даже не обращая внимания на то, сопротивлялся тот, или нет. Что элитару какое-то там дерганье существа, которое на Амои подлежало только одному вердикту – немедленная утилизация? Зато товарищ доктор явно заинтересуется таким состоянием подопечного. Что ж, вот и занятие для шефа на сегодня. Да Фалку и самому было интересно, как можно было дойти до такого состояния в лагере, где контроль был почти тотальным?
- Может, поделишься, что произошло, а, Никита? – ровно спросил корректор, впрочем, не особо надеясь на ответ, открывая дверь медицинского кабинета и все так же спокойно заводя туда подростка.
Товарищ  доктор тоже был на подходе – уж своему заму шеф доверял, хотя бы в вопросах профессиональных, и понимал, что просто так Бло его беспокоить не станет.

Сказать, что он опешил, когда к нему двинулся второй вожатый-бразилец - ничего не сказать. Никита почему-то думал всегда, что иностранцы по обмену на них и внимания-то с высоты своего роста не замечают, а тут, как назло...
"Надо ж так было влипнуть! И чего она расшипелась на всю линейку? Что теперь делать?! Вот что?!!" - паника выразилась лишь во взгляде, все больше поднимавшемся вверх по мере приближения бразильца, да в том, что мальчика мелко потряхивать начало.
Если сейчас его потащат в лазарет... ох. мысли заметались в поиске решения, но не находили оного, поэтому, когда на плечо легла теплая, но не липко-горячая, как у Лены, ладонь, Нау вздрогнул, очень стараясь не стучать зубами. Честно говоря, он теперь на Лену смотрел, как на единственную соломинку, за которую еще можно ухватиться, но та сияла улыбкой на товарища Фалка и явно уже забыла о чумазом подопечном. Да и ребята уже начали оборачиваться и шептаться, хотя до этого слушали директора. Может и хорошо, что Бло уводит его в медпункт?
"Ага, как же! И что я ему скажу? Что не хочу мыться... просто так? Или, что превращаюсь в неведомую зверушку, когда попадаю в воду? Может... может, это уже прошло? Как в сказках - три дня и все. Заклятье снято!".
Сопротивляться железной хватке он и не думал, на автомате передвигал ногами, уже понимая, куда его ведут. Вот теперь дрожь пробила тело не на шутку, и приходилось крепко сжимать челюсти, чтобы не стучать зубами. Машинально почесав жутко зудевшее бедро, Никита лишь вздохнул на слова вожатого, повесив голову и швыркнув носом, зашел, словно на расстрел, в прохладное и по-своему уютное помещение. Медпункт ему нравился уже хотя бы тем, что тут было тихо и светло, белые занавески на окнах всегда были полуприкрыты, чистота даже в воздухе ощущалась, как нечто особенное.
Но сейчас, увидев доктора, каким-то чудом уже даже халат надевшего, он отвел взгляд и закусил губу, не зная, что сказать в ответ на вопрос. Сопел он с минуту, пытаясь найти оправдание, которое убедило бы взрослых в том, что он не дурак, что знает, что мыться надо каждый день, но ничего адекватного и правдоподобного в голову не лезло. Да и не привык он врать - даже сейчас, в поисках лжи покраснел аж до ушей, выдавая себя с головой. Впрочем, на фоне почти болезненной бледности от растерянности и шока, румянец выглядел явно нездоровым. В итоге он все же поднял полный слез взгляд голубых глаз и выдал-таки пришибленное:
- Я... я боюсь. Боюсь мыться. Воды... боюсь, - стараясь не разреветься, как последняя девчонка, он быстро и часто заморгал, снова швыркнул носом. Перевел затравленный быстрый взгляд на Фалка, тут же снова разглядывая свои грязные кеды. Почесал лопатку - мочи не было уже терпеть. - Мне страшно.
И ведь правда. Истинная правда - так страшно ему не было, даже когда он на спор прыгал в овраг с крапивой в прошлом году. От наклона головы слеза, все же, сорвалась с ресницы и, как назло, попала на бедро. Он это почувствовал быстрее, чем увидели бы взрослые, поэтому быстро накрыл ладонью, якобы почесывая. Учитывая, что он периодически почесывался то тут, то там, это вряд ли выглядело подозрительно. Но сердце забилось слишком сильно и часто от страха - он уже знал, что под ладонью сейчас расползается сиренево-фиолетовое яркое пятно... другой кожи. Совершенно другой на ощупь. Если оно высохнет сейчас, исчезнет через пару минут.
"Ну, давай же..."
[AVA]http://storage6.static.itmages.ru/i/16/0102/h_1451693837_4697777_d8172115d4.jpg[/AVA]

Отредактировано Нау (2016-04-11 15:46:27)

Ах ты, гадкий, ах ты, грязный,
Неумытый поросёнок!
Ты чернее трубочиста,
Полюбуйся на себя:
У тебя на шее вакса,
У тебя под носом клякса,
У тебя такие руки,
Что сбежали даже брюки,
Даже брюки, даже брюки
Убежали от тебя! – речитативом застучал в дзинкотайском мозгу очередной шедевр местного фольклора из раздела «для детей, колыбельные песни, дидактические стихи, игры, загадки, потешки».

Впрочем, справедливости ради, (объективность самооценки – отроду вшитое в образ мышления и характер свойство, необходимое для нейрокорректора, тем более – главного!) надо сказать, что брюки не без паники давно покинули и самого доктора, правда, не по причине несоблюдения товарищем Амом гигиенических норм, конечно. Просто регламент – такой регламент… что ж поделать, если форма сотрудников лагеря в этом месте-времени оказалась столь несуразной?
Взять тот же белый халат – сколько с ним было проблем, Юпитер, ни в сказке, ни в потешке не обсказать, и как нашли хоть один более-менее подходящего размера – вот где загадка настоящая. Бедная нянечка целую ночь сидела, расставляла и ушивала, но ныне предмет врачебной униформы сидел на «дохтуре», как влитой, и расстёгнут был сейчас не потому, что тесен или мал, а из чистого щегольства.         
Что же до того, что под халатом… Порой Рауль почти скучал по сьюту, привычному и удобному, словно вторая кожа, но, ради той же объективности стоит сказать, что и в петских шортах имелись определённые преимущества – кожа дышала, что в летнее время не только полезно, но и приятно. Да и сандалии – весьма удобная обувь, – покачивая отпадающей от пятки подошвой, отметил про себя блонди, внимательно, с поощрительными лёгкими кивками слушая грязного, но красного, как немытый помидор, пионера, с паузами на почёсывание выдавливающего чрезвычайно странные ответы. Долгая работа с не шибко обремененными умом, но крайне эмоционально-нестабильными петами позволила главному биотехнологу Амой без раздражения и сходу вычленить из всхлипов и посапываний главное, важное: 
– Боишься воды? – всю величавую леность с доктора как ветром сдуло, он, не обращая внимания на ненужные жесты платины и самого Никиты, мгновенно сменил позу, весь подался вперёд, взгляд стал не просто пристальным – пронизывающим. – Давно?
Будь Рауль человеком, его бы, что называется, прошиб холодный пот: дело-то плохо, бешенство – это вам не чесотка какая-то, бешенство здесь ещё смертельное заболевание, после появления симптомов его лечить не научились, а мальчик являет уже явно стадию разгара. Он не просто угнетён и беспокоен, он дрожит, как лист осиновый, он сам признался, что напуган, что для подростка его возраста нехарактерно и трудно психологически, из-за особенностей местных культурных традиций.
Весь комплекс симптомов, по списку, как в учебнике, весь!.. На фиолетовое пятно на тощем бедре биотехнолог едва взглянул, и не отмахнулся от помощника только из вежливости. Даже если это не просто обычная у подростка гематома, а некая дерматологическая проблема... любой степени серьёзности – не она сейчас важна.
– Как ты сегодня спал? А позапрошлой ночью? – негромко, но резковато спросил Ам, правой рукой цепко беря ребёнка за подбородок, заставляя приподнять голову и заглядывая в глаза с дрожащими линзами ещё не пролитых слёз. – Тебе мешает яркий свет, шум? Тебя лихорадило в последнее время? Мышцы болят, их сводило?
Юпитер, что же я делать буду?! – если у блонди может быть подобие паники, то Рауль сейчас балансировал на его краю. – Вакцинировать в любом случае уже поздно...

Отредактировано Рауль Ам (2016-02-28 13:35:30)

Для чего нужно начальство? Да чтобы на всё иметь своё, отличное от подчиненных, мнение.
Фалк, наблюдавший во все глаза за странным, как будто живым пятном, расползающимся по бедру мальчика, понял, что Рауль, свет бразильский «дохтур», этой картиной не заинтересовался, сделав свои выводы, «стойку» и начав задавать наводящие вопросы.
А вот вопросы…
Медицинский блок информации у Бло был весьма неплохим – нейрокорректоры, как никак, с головой работают, в смысле, имеют дело с живым мозгом и без специальных знаний тут не обойтись. А «весьма неплохое» по меркам Амои здесь тянуло на суперэнциклопедические знания, поэтому, услышав вопросы шефа, заму не составило труда понять и предварительный диагноз, возникший в элитном мозгу.
- Бешенство?.. – Фалк слегка удивился, внимательно, впрочем, слушая ответы Никиты, - Симптомы, конечно, схожи, но… Не производит он на меня такое впечатление…
Да мальчик и сам исключил некоторые симптомы, а бешеным наполовину, понятное дело, быть невозможно.
А вот пара лишних слёз, опять попавших на бедро, красок туда явно добавила… И никакие гематомы сюда не пришьешь – от пары капель воды они не увеличиваются на глазах и не сливаются вместе… И кожа другой становится…Бло зачарованно наблюдал за цветопредставлением на ноге подростка.
- О, розовенькими стали… Жарко ему бывает ночью… еще бы! Да там всей мужской половине отряда жарко бывает, как начнут делиться своими «особыми» знаниями после отбоя… И мышцы у них сразу сводит, определенные, и коллективно, причем…
Фалк, разумеется, был в курсе ночных «мужских» разговоров подростков в комнатах, сам, в свою очередь, слушая их исподтишка, закусив губу, чтобы не фыркнуть. Не родилось еще существо во вселенной, способное скрыть от Бло то, что он, в свою очередь, хотел знать. А где еще этим взрослеющим организмам черпать реальный опыт? На этой планете абсолютно непонятное и нелогичное отношение к половому воспитанию… Полистал тут корректор пару школьных учебников в местной библиотеке на досуге… потом полдня в прострации ходил, искренне не понимая, как они тут вообще-то размножаются… И пообещал себе «скоммуниздить» (словечко соседа) виденный «воспитательный шедевр», ибо такого курьёза ни на одном аукционе не сыщешь.
Никита между тем, доведя себя собственным рассказом до состояния пета, которого бросил хозяин, разрыдался в голос, изредка выдавая отдельные фразы.
- На речку?.. Щупальца?.. Высыхают?.. – корректора самого охватил противный, жаркий озноб.
Ни о каких подобных изменениях местных гуманоидов его элитные мозг с памятью и слыхом не слыхивали. Фалк впервые ощутил себя петом, не выучившим урок…
Зато проснулась шальная страсть к экспериментам. Да и пятна бледнеть стали по мере высыхания кожи… А что, если…
Взгляд упал на графин с водой и стаканом рядом, стоящие на столике на аккуратном подносике – непременный и необъяснимый атрибут местного дизайна помещений.
Остановить, да и просто уследить за платиной в данный момент способен был только блонди, но Рауль был занят подростком…
В одно мгновение почти доверху наполненный стакан оказался в руках Бло и он точным движением окатил водой ногу Никиты. Всю.
Корректор пораженно наблюдал за результатом, даже забыв посмотреть на шефа.
- Ой, заразная планета… заразная… Мать моя, Юпитер! А насколько это заразно-то??

Очень хотелось верить доктору, тем более, заграничному - там наверняка умные все не меньше, чем наши ученые. Но уже одно то, что он видел пару суток назад, а потом пытался не повторить подобного, заставляло сжиматься от ужаса. Вновь смачно швыркнув носом, Усов судорожно выдохнул и вытер рукой покрасневший нос, чуть завороженно наблюдая за вдруг замелькавшим в пальцах бразильца шпателем.
- Ааа... - послушно открыв рот, он протянул привычно первую букву алфавита и замотал отрицательно головой. - Н-нет... только комары и кусали, - уже рефлекторно всхлипнув и икнув из-за того. что наглотался воздуха во время рыданий, Никита пояснил, - злющие в этом году, уууу... чешется потом после них - будь здоров! Чего это Вы делаете?
Он смирно ждал, когда врач прощупает ему шею под подбородком и челюстью, поглядывал на вожатого, занятого тем, что наливал воды в стакан. Сам парень почти успокоился даже, но все равно выглядел пришибленным и грустным, совсем отчаявшимся... ровно до того момента, как, к своему ужасу, был окачен аж целым стаканом воды. Взвизгнув довольно громко (сам от себя не ожидал такого), Никита вскочил со стула, из-за чего вода стекла по ноге вниз и, попав и на вторую ногу с уже мокрых шорт, пропитывала кожу и на ней, правда, лишь сверху.
- Нет... нет-нет-нет-нет-нет! - он обиженно и с немым укором посмотрел на вожатого, кусая губу, зажмурился, когда кожа вспыхнула жаром, когда начала моментально втягивать в себя воду - почти ни капли и не попало на пол. Тихо всхлипнув, мальчишка ухватился за спинку стула, но не удержался, когда нога перестала быть опорой, а от неожиданности он не успел перенести вес на еще сохранявшую свой вид, только посиреневевшую вверху бедра левую ногу. На пол он сполз, опираясь на руки сначала на сиденье стула, а затем и на доски, прогретые утренним солнцем. На свое уродство (а он знал, что вместо правой ноги начинают проявляться мягкие, распадающиеся на четыре щупальца с гадскими присосками) он смотреть не хотел, и без того то, что было наверное, раньше костями, ныло чуть болезненно, но больше - горячо. Но в этот раз заныла и вторая нога, будто требуя еще воды - раньше-то, три дня назад, он сразу прыгал в речку и выбирался уже с ужасом вместо обеих ног.
- Уууу!!! - закрыв лицо руками, он сжался на полу в комок стыда и ужаса. Боль в левой ноге усилилась, стала ноющей, требовательной. - Воды... по-по-пожалуйстааа... вторая нога... болиииит...
Что будет, когда эти двое увидят конечный результат, его уже мало интересовало, но он просто хотел поскорее избавиться от этого болезненного жара. Одно из щупалец обвило "здоровую" ногу, погладило, будто утешая, успокаивая боль. И еще мешались шорты, потому что вверху бедер кожа уже начала сливаться с кожей "соседней" ноги. Нестерпимо захотелось окунуться в воду с головой, чтобы дышать так, как тогда дышал. Ведь что тогда поразило еще? - он мог, как рыба, дышать! Совсем-совсем! Это было немного щекотно, непривычно, но в воде ему было очень и очень хорошо, пусть и страшно.

[AVA]http://storage6.static.itmages.ru/i/16/0102/h_1451693837_4697777_d8172115d4.jpg[/AVA]

Отредактировано Нау (2016-06-20 16:11:52)